стоящая передо мной, в ней также заключаются все неосязаемые вещи. Теперь я вижу ее

насквозь, и знаю, что то, что находится внутри ее, заставляет меня чувствовать себя

непобедимым, так что я удивляюсь, как я мог прожить без нее даже один день.

Я снова ее целую.

– Я соберу мои вещи, - говорю я.

Ее руки путешествуют от моих плеч, останавливаясь на моих запястьях.

– Это же ненадолго?

– Ты так говоришь, как будто это обязанность.

Мы берем лестницу и садимся в машину, Бри ведет.

– Ты первый, - говорит она у Стены.

От запаха деревьев я пьянею — ель и сосна со смолой — и от вида глинистых охотничьих

троп, я чуть не падаю на колени. Издали дома выглядят более потрепанными, чем я помню,

менее прочными. Коза блеет на нас. Молодая девушка кормит ее и замирает, потом бежит в

сторону Колокола Совета.

Нас встречают наконечники стрел и вырезанные луки. Мальчишки, держащие их,

выглядят так молодо. И тоще. Мы с Бри показываем наши ладони, объясняя, что мы не

собирается приносить никакого вреда. Это занимает некоторое время, но меня признают.

– Этого не может быть.
– Мод пробирается сквозь растущую толпу. Она выглядит даже

хуже, чем я помню. Позади нее Картер пробивает себе путь между сомкнутыми плечами.

– Грей! Где Эмма? Где моя дочь?

Мод, хмурясь, опирается тростью на глинистую землю.

– Я надеюсь, у тебя есть объяснение?

159

Эрин Боуман – Скопированный / Erin Bowman – Forged (Taken #3)

Рассказ о сути всего произошедшего займет только утро, но делиться всей историей —

объяснять, почему да зачем — кажется невыполнимым. Некоторые переживания не

вписываются в слова, независимо от того, сколько их есть в вашем распоряжении, или во

временной отрезок, в который можно было бы сложить их вместе. Все же, мы пытаемся.

Приличное количество людей перелезают сразу же. Для других эти новости надо

переварить. Они могут в конечном итоге уйти, но Клейсут их дом. Это все, что они когда-либо

знали. Я очень хорошо помню чувство, когда открывается правда. Это как летишь и тонешь

одновременно, мир взрывается под ногами. Некоторых это парализует.

Когда у меня, наконец, появилась возможность посетить Кейл, уже почти полдень. Моя

грудь горит. Это будет привет и пока на одном дыхании.

– Па!
– подбегает Кейл. Она сильно выросла с того времени, как я ушел. Я в дверном

проеме падаю на колено и позволяю ей столкнуться с моей грудью.
– Па!
– говорит она снова.
–

Ты 'ернулся!

Это разбивает мое сердце. Выражение ее лица. Явное счастье. Тот факт, что она не видит

разницы.

– Нет, это дядя Грей, Кейл, - говорю я ей.
– Я Грей.

– А где Па?

Я едва могу говорить. Ее глаза - это глаза Блейна. Все остальное у нее от Саши, ее

матери, но глаза Кейл - голубые, прозрачные и добрые, так что у меня создается впечатление,

что я гляжу на своего брата.

– Он не со мной, горошинка. Он не вернется.

– Он ‘се еще путешест’ует? Мама го’орит, что да. Она го’орит, что мне надо смотреть на

небо когда я хочу с ним пого’орить, потому что он ‘итает в облаках.

Я целую ее белые кудряшки.

– Ага. Что-то вроде этого.

Саша появляется за Кейл. Она хмурится, но не выглядит печальной. Больше похоже на

печальную радость, чем на что-то еще.

– Я так по тебе скучал, - говорю я Кейл.
– И твой отец, где бы он ни был, скучает по тебе

еще больше.

Она улыбается.

– Я ужасно себя чувствую из-за этого, но мне нужно будет уехать на несколько дней.

– Ты же только что сюда приехал.

– Я знаю. Но есть еще кое-что, что мне нужно сделать.
– Кое-что. Всегда будет что-то еще.

– Все же я обещаю, что вернусь.

– И когда ты ‘ернешься, ты будешь ‘сегда жить с нами!
– Восклицает Кейл.
– Ты будешь

дома.

– Дом здесь, Кейл. Я прижимаю палец к ее груди.
– И здесь. Я прижимаю ее пальчик к

своей груди.
– Дом не имеет значения. Это люди. Когда ты с ними, и когда вы не вместе, они все

еще здесь.