— Понимаю. Аркадий Францевич, я все решил.

— Хорошо. Простите. Значит, будем работать над нашей темой. Возможно, нам повезет, и тогда… ну, в общем, не будем загадывать.

— Да, — кивнул Стриганов, — покажите разработки.

Стриганов и Ковард увлеклись работой, и через полчаса все житейские проблемы отошли на далекий план, время превратилось в одно дыхание, а мысли — рассыпанные жемчужины — связались в прекрасное ожерелье.

— Замечательно! — воскликнул Ковард. — Видите, Даниил, как хорошо работать сообща! Прекрасная мысль! Мне не терпится перейти к экспериментальной части. Надо идти к Брыкзе за разрешением.

— Не торопитесь, Аркадий Францевич. В понедельник все и решим. А за эти два дня еще все как следует проверим. Не факт, что мы учли все аспекты.

— Конечно, не факт! Мало того, мы наверняка ошибаемся. Но выявить ошибку мы можем только экспериментально.

— Не согласен. Я сторонник теоретических решений. В эксперименте огромна доля случая. И можно загубить открытие, если начать просто экспериментировать. Нет! Точный расчет! Вот что нам нужно сейчас! Давайте-ка еще раз проверим наши формулы.

И они снова склонились над рабочим столом.

Время… Никто не в силах объяснить его суть. Оно то стремительно, то неторопливо отсчитывает мгновения от прошлого к будущему. Кому же как не ему знать о быстротечности человеческой жизни? О призрачности надежд и глупости стремлений? Время — свидетель великих и бездарных судеб. Оно вступает в смертельный бой со всем, что рождается и всегда побеждает. Время. Лишь влюбленные и одержимые способны не замечать его.

Для Коварда и Стриганова, увлекшихся научным поиском, время остановилось, и только кудрявая головка секретарши Зоси, появившаяся в проеме двери, проговорившая скороговоркой: «У вас опять не работает телефон. Аркадий Францевич, зайдите к начальству», вернула их к реальности.

— Что ему надо? — недовольно пробурчал Аркадий Францевич.

— А я откуда знаю? — ответила головка и, тряхнув кудрями, исчезла.

— Удивительное свойство начальства: напоминать о себе в самый неподходящий момент, — заметил Стриганов.

— Это точно, — согласился Ковард. — Но надо идти. Ой! Я совсем забыл! Сегодня же пятница! Отчет!

— Да, действительно, — кивнул Стриганов. — Сегодня пятница. Как-то быстро неделя пролетела, — он посмотрел на часы и добавил: — Два часа. Обед закончился. По всей видимости, так и есть, он ждет вас с отчетом.

Ковард заторопился:

— Ладно. Я быстро. Вернусь, и продолжим.

— Разрешите, Теодор Иванович?

— А! Ковард! Зайдите!

— Я не подготовил отчета в письменном виде, так как в связи с недавним разговором занялся вплотную…

— Понятно, понятно, — перебил Брыкза, — я сегодня разговаривал с вашей женой.

— Что? — удивился Ковард.

— Я разговаривал с вашей женой, — повторил Брыкза.

— О чем? Где вы с ней разговаривали?

— Она была здесь, и мы разговаривали с ней о вас. Она просила меня быть, так сказать, парламентарием и передать вам, что не сердится на вас и ждет дома. Очень, очень приятная особа. Если честно, завидую вам, Ковард. Я тоже люблю полных женщин.

— Понятно, — холодно сказал Ковард и подумал: «Ты и полных любишь, козлище?» — а вслух произнес: — Спасибо, Теодор Иванович. Я приму ваше мнение к сведению.

— Послушайте, Ковард, что значит «приму к сведению»? Сейчас, конечно, другое время, и моральный облик не обсуждается в профкоме на общем собрании, но все равно подумайте! Ваши семейные неурядицы бросают тень на весь коллектив. А звание ученого… — и Брыкза произнес долгий монолог, из которого следовало, что именно он, Теодор Иванович Брыкза, образец нравственности, достойный подражания. Достигнув кульминации, Брыкза вдруг прервался на полуслове и, пробуравив Коварда взглядом, закончил:

— Ну, вы меня поняли. Идите. И чтобы вечером ни-ни! Только домой!

Ковард развернулся и вышел из кабинета. Внутри у него все клокотало от гнева: «Недоросль! Злобный карлик! Ханжа! Он еще смеет высказываться о нравственности! Да на его лице — все пороки мира! Ну отчего в начальники выбиваются только тупицы и негодяи? Загадка природы. Эльвира тоже хороша! Ну змея! Все же нашла способ, как ужалить! А ты чего молчишь?»

Последний вопрос был обращен к Злобному Я.

«Что сказать? — задумчиво отозвался тот. — Эльвира в своем репертуаре. Глупо было полагать, что она будет бездействовать. Ее оскорбленное самолюбие требует твоего униженного возвращения. Я не об этом думаю».

«А о чем же?»

«Мы с тобою такие разные люди. Пожалуй, если бы… как это точнее сказать? Если бы не один флакон на двоих, мы бы друг друга и знать не хотели, а?»

«Это ты к чему?»

«Ни к чему. Просто так».

Ковард еще больше разозлился и вслух пробурчал:

— Один флакон на двоих? А кто тебя просил быть со мной в одном флаконе? Это мой флакон!

— С кем это вы, Аркадий Францевич, разговариваете? — прощебетала догнавшая его Зося. — Любите поговорить с умным человеком? — она хихикнула, игриво махнула ручкой и, цокая каблучками, обогнала Коварда.