– Вот они, – шепчу Сент-Клэру, чувствуя, как сердце пускается вскачь. Он пока не

поделился со мной грандиозным планом, и я с волнением смотрю на разворачивающиеся

события.

– Терпение, – шепчет он, а затем ненавязчиво начинает разговор о фондовом рынке со

стоящей рядом парой и их детьми.

2 Беллингхем – район в юго-восточной части Лондона

31

N.A.G. – Переводы книг

Я не спускаю глаз с Кроуфорда. Он садится за столик в углу, в то время как Натали

несется к бару, чтобы принести ему выпивку. Она нерешительно возвращается с бокалом

какого-то напитка, Кроуфорд делает глоток, после чего выплевывает его, забрызгивая ее

блузку. Она робко отступает на шаг назад, когда из него начинает литься уже привычный

поток словесных оскорблений.

Я напрягаюсь. Рука Сент-Клэра, лежащая на моей талии, успокаивает, но моя кровь по-

прежнему кипит от зрелища того, как он прилюдно ее унижает. В итоге Натали с пунцовым

лицом юркает в толпу, сбегая в сторону дамской комнаты.

– Прошу прощения, – извиняюсь я перед друзьями Сент-Клэра. – Схожу освежиться.

Я обнаруживаю Натали в туалете, всхлипывающую и старающуюся оттереть пятно на

блузке. Когда дверь открывается, она бросает на меня взгляд. Сначала она выглядит

смущенной, но я одариваю ее сочувствующей улыбкой.

– Вы в порядке? – спрашиваю я.

Она вновь вытирает глаза, но потом, похоже, узнает меня.

– Вы были с Сент-Клэром на Королевских скачках в Аскоте, – говорит она все еще

дрожащим от слез голосом.

– Да. Я его арт-консультант и девушка. – Краснею, а затем протягиваю ей руку. – Грэйс.

Она пожимает ее.

– Натали. – Сморкается.

– Вы работаете на Спенсера Круфорда?

– Да, на этого пьяницу. – Она вспыхивает. – Простите. Просто про себя придумываю для

него прозвища, так как не могу ничего ответить ему в лицо.

– Видела, как он пнул вашу собачку. Мне жаль.

Натали снова начинает плакать, я подхожу к ней ближе и протягиваю бумажную

салфетку из коробочки, стоящей на шкафчике.

– Это его собака! Он заставил меня купить, хотя я заранее знала, что это была плохая

идея. А теперь он ужасно к ней относится и вынуждает меня заботиться о бедолаге. – Она в

очередной раз сморкается и промокает глаза. – Мне так жаль Уолл Стрит. – Я вскидываю

брови, и она закатывает глаза. – Знаю-знаю. Это его кличка, он породистый.

Я начинаю смеяться, а затем и ее пробирает смех, в итоге мы обе хохочем прямо посреди

дамской комнаты шикарного ночного клуба, к которому не принадлежим, и где, по сути, нам

не место. Мы здесь только из-за того, что работаем (и/или встречаемся) с богачами, которые

могут позволить себе принадлежать местам такого рода.

– Спасибо, – говорит она, когда наш смех смолкает. – Мне было это нужно.

– Сожалею, что он такой придурок. Почему вы с этим миритесь? – спрашиваю я, но

думаю, уже знаю ответ. Не так давно я сама была в аналогичной ситуации: отчаянно желая

хоть как-то протиснуться в нужную дверь, бралась за любую оплачиваемую работу, думая,

если потерплю совсем немного, смогу подняться по служебной лестнице.

– Надеюсь, что эта работа повлечет за собой что-то другое, но если уволюсь, то все

подумают, что я просто не справилась, – говорит она печально, но решительно. – Я должна

улыбаться и терпеть.

Она ведет себя сдержанно, как истинная британка. Но я понимаю ее мотивы – всего

пару месяцев назад со мной было также. Моя начальница в «Кэррингерс» была не такой

ужасной, как Кроуфорд, но работу с ней тоже нельзя было назвать прогулкой в парке. Тем из

нас, кому не повезло родиться удачливым, приходится трудиться немного усерднее,

сталкиваясь с чуть большим дерьмом.

– Я вас понимаю, – говорю ей, так оно и есть. Но вместе с тем теперь я еще больше горю

желанием преподать Кроуфорду урок. За Натали. И за Уолл Стрит. Я наклоняюсь к ней. – Но

также знаю, карма та еще стерва, и в итоге он получит то, чего заслуживает.

– Думаете? – она выглядит приободрившейся.