рядом с картиной Сент-Клэра. Я узнаю этикетку: это щадящее средство для отчистки на

водной основе, которое можно использовать даже для самых деликатных полотен.

Иными словами – оно совершенно безвредно.

– Что это? – громко спрашиваю я, указывая на картину. – Вон то темное пятно?

– Где? – крутит головой Мари.

– Вон там в углу, – я наклоняюсь, неуклюже опрокидывая бутылки и проливая чистящее

средство на картину.

– О, боже мой! – ору я, в то время как жидкость растекается по холсту. – Мне так жаль!

– Черт! Нет! – ахает Мари.

Наши вопли привлекают внимание, и все взоры обращаются на нас.

– Джордж! – зовет она в панике. – Реставрационный набор! – Низкий мужчина

подбегает с маленькой сумкой в руке.

– С дороги, – рявкает он.

– Мне так жаль! – вновь громко извиняюсь. – Могу я помочь?

Мари и Джордж заняты картиной, пока мужчина не понимает, что расплескавшаяся из

бутылок жидкость безвредна.

– С ней все в порядке, – говорит он, глядя на меня.

– О, слава богу! Не могу поверить, что это произошло, – произношу я, стараясь играть

свою роль наилучшим образом. – Обычно я не такая неуклюжая!

– Мне очень жаль, мистер Сент-Клэр, – говорит Мари. – Обычно, у нас так не валяются

открытые бутылки с реактивами. Мы перенесем ее в охраняемую комнату-хранилище,

подальше от… – она зыркает в мою сторону, – для безопасности.

Сент-Клэр как всегда само обаяние.

– Ущерб не причинен. Благодарю, что так оперативно среагировали.

37

N.A.G. – Переводы книг

– Это бесценное произведение искусства, и мы сделаем все от нас зависящее, чтобы

обеспечить ему первозданное состояние, – заверяет она.

– Уверен, что так и будет, – говорит он.

Мне удается сдержать себя, пока мы не возвращаемся в такси и не уносимся прочь от

галереи. Только после этого я наклоняюсь и шепчу:

– Ты его раздобыл?

– Да, пропуск охраны у нас. – Он берет меня за руку и сжимает. – Кстати, отлично

сработала с отвлечением.

– Правда? – Мое сердце замирает от гордости.

– Почти профессионально, – кивает он. – Но настоящее веселье начнется вечером. Мы

вернемся и разберемся с картиной Кроуфорда до открытия выставки.

– Но разве все не заметят, что она пропала? Повсюду в галерее будет полиция. А как

только Леннокс узнает, что мы тут… – я сглатываю.

Сент-Клэр улыбается.

– Не волнуйся, у меня был нарисован дубликат. Я упаковал его в заднюю часть ящика, в

котором перевозят мою картину, он как раз находится в хранилище. Вечером мы поменяем их

с настоящим, и никто ничего не заметит.

Через разделяющее стекло бросаю взгляд на водителя, который совершенно не

обращает на нас никакого внимания. Даже если его английский безупречен, ему все равно не

понять, о чем мы говорим. И я расслабляюсь на плече Сент-Клэра.

– Отличная работа, Робин Гуд.

Он обнимает меня одной рукой.

– Согласится ли Леди Мэрион сегодня вечером отужинать с Робином?

Я улыбаюсь.

– Только если не случится так, что он не уплатит в ресторане по счету. – Сент-Клэр

разражается искренним смехом, который я так люблю.

– Я знаю местечко в паре кварталов отсюда. Поверь мне, оно тебе понравится.

Мы подъезжаем к крошечному отверстию в стене на втором этаже маленького здания, в

котором мэтр знает Сент-Клэра по имени и усаживает нас за столик у окна с видом на Сену.

Вид из окна просто потрясающий: окутанный сумерками город, иссиня-черное небо

подсвечивается лишь мерцанием белых звезд, а на противоположной стороне реки

возвышается Эйфелева башня.

Я так взбудоражена, что буквально хлопаю в ладоши.

– Эйфелева башня! – вбираю ее идеальную архитектурную форму, конусообразную

металлическую конструкцию, освещенную золотистыми огнями, ярко горящими на фоне

чернильного неба. – Всю жизнь мечтала ее увидеть, – произношу я, с трудом находя слова. –

С тех самых пор, как увидела ее изображение на картине в галерее, находясь там с мамой.