Его пальцы давят так сильно, что ладони непроизвольно разжимаются и моя судьба оказывается в полной власти лидера.

— Боишься? — издевательски тянет он.

— Тебя все боятся, — выдавливаю я, косясь на свою конечность, зажатую в огромной лапище.

Рывок, и он втягивает меня на крышу. Аллилуйя, без крови разошлись. Заваливаюсь на спину, раскинув руки, и вглядываюсь в темную бездну над головой, на невероятно крупные, ярко выделяющиеся на темном небосклоне, звезды. И улыбаюсь…

Улыбаюсь, а он все смотрит, изучает.

Сильный удар двери об стену и громкие, радостные голоса девчонок и две пары рук подхватывают, утаскивая в помещение.

— Вы как? — с трудом переведя дух, спрашиваю я. Они морщатся, но кивают мне:

— Нормально. А ты?

«Чуть не описалась со страху, а в остальном — просто супер», — думаю я с нервным смешком.

— Все в порядке. Ведь мы бесстрашные.

— А бесстрашные никогда не сдаются! — заканчивают Трис с Кристиной хором.

====== «Глава 3» ======

День посещений — единственная возможность для переходников, увидеть своих родных до конца инициации. Гвалт множества голосов разносится по бесконечным, серым помещениям «Ямы», но только в нашей спальне сегодня тихо. Мы собираемся молча. Все знают, что можно весь день вглядываться в лица пришедших, но так и не увидеть родного.

Расчесываюсь и собираю свои длинные, темные волосы в аккуратный, высокий хвост на затылке и оглядываю себя в зеркало. Большие карие глаза оттеняет синева на скуле и челюсти, нос припух, а бровь разбита. Это результат зачетного боя с Уиллом. Вчера Фор был единственным судьей поединка и, возможно, поэтому я не оказалась в медицинском корпусе. Бой остановился после моих нескольких неудачных попыток встать на ноги, после отличного нокдауна. Мне повезло что Эрик в то время присутствовал на занятиях урожденных лихачей и меня не пришлось окончательно вырубать. Уилл чувствует себя немного неловко, за то, что я вся в синяках, но правила есть правила.

Облокотившись на перила, высматриваю собравшихся в «Яме» пришедших людей. Их одежды разных цветов фракций — синие, белые, черные и даже мелькает серый цвет — Отречения. Сердце предательски грохочет в груди, — оранжевой одежды там нет.

Джордж не пришел.

Ему не позволили проводить меня на Церемонию Выбора, так как он не является моим родственником, но я надеялась что разрешат меня навестить.

С самого детства я была одна… Росла в патронажной, большой семье Дружелюбия с шестью детьми. Нет, все относились к сиротам с теплотой и заботой, но я не чувствовала себя на своем месте. Я так же как и остальные целыми днями работала на износ, но не получала взамен никакого морального удовлетворения. Дружелюбные казались мне — ненормальными, а потом я затеяла небольшую потасовку с мальчишками и отправилась в комнату наказаний, где мне вкололи первый раз сыворотку умиротворения. После нескольких попаданий в ненавистное мной помещение я стала вести себя сдержанней и выпускала свою необузданную энергию бегая по бескрайним полям. Только так я ощущала себя свободной. К шестнадцати годам я окончательно решила что не смогу быть дружелюбной, я любила этих людей, но для себя желала иной жизни. Все чаще наблюдая в школе за детьми из других фракций, поняла, что меня восхищает — Бесстрашие!

В них было что-то опасное, первобытное, их асоциальное поведение и беспечная свобода. Я никогда не была свободной. Не была вольна в выборе занятий, не могла сделать неформальную прическу или одеться по своему вкусу. Но сейчас, стоя среди бесстрашных я понимаю, что мне не хватает частички прошлой жизни. Не хватает запаха травы, спелых яблок и ненавистного ранее бренчания струн банджо.

Я скучаю…

— Там нет никого из Дружелюбия, — тихий голос Фора, звучит сочувствующе.

— Да. Ко мне никто не пришел, — излишне резко отвечаю ему.

— Все в порядке?

— Конечно! — беспечно дернув плечом, отвечаю я ему. — Все в порядке.

Фор просто кивает и отходит к Беатрис и ее маме, а я ухожу в темный лабиринт сплетенных между собой ходов.

На мостике над пропастью сидит Альберт, его плечи опущены, а сам он кажется подавленным.

— Ты же не станешь прыгать, Ал? — придав голосу бодрых ноток, плюхаюсь рядом.

— Мои родители не пожелали меня видеть. Посчитали предателем, — в его словах столько боли и отчаяния, что моя рука сама тянется к его ладони и сжимает ее.

— Альберт, — резко меняю тон на самый ласковый, — они обязательно поймут и примут твой выбор, дай им немного времени. — он внимательно вглядывается в мое лицо, будто бы я единственная, кто знает ответы на все вопросы.

— К тебе тоже не пришли, — утверждает он.

— Не пришли.

— Хочешь об этом поговорить? — я слышу нотки заботы.

— Нет, — закрыли тему.

Мы сидим в обнимку, дрыгая ногами над пропастью, соревнуемся кто дальше и смачней плюнет. Пока у нас ничья. Блин… — детский сад. Постепенно к нам присоединяются Майра и Эдом, Лукас и Трис с Уиллом и Кристиной. На общее удивление Майра нас всех переплюнула. Тихие разговоры и сдержанное хмыканье перерастает в споры, незлобные пререкания и громкий смех.

«Мы живы. Мы свободны. Мы бесстрашны».

На следующее утро, когда мы, зевая, вползаем в тренировочный зал, в конце комнаты стоят большие мишени, а рядом с дверью — заваленный ножами стол. Будем метать ножи. Эрик стоит посередине комнаты в напряженной позе — кажется, будто кто-то заменил его позвоночник металлическим стержнем. При виде него воздух в комнате словно становится тяжелее и давит на меня. Каждую ночь в кошмарах я возвращаюсь на крышу, снова и снова, но только он отпускает мои руки и я лечу в пустоту.