В конце концов, должно же остаться в человеке хоть какое-то понимание или жалость. Наверное, даже не стоит объяснять по моему виду, что я вчера делала. Вариантов много, и он сможет выбрать любой. Какой импонирует мне, сказать сложно, да и думать о нём времени у меня нет.

Пробираюсь лесом, наверное, около часа – мне кажется, что это вечность. Я то бегу, то падаю, то поднимаюсь, то иду. Помимо хвои на мне теперь ещё и грязь, и песок.

Впрочем, вскоре мои мучения заканчиваются. Начинаю бежать со всей возможной прытью, увидев белый дом в отдалении.

Когда я подбегаю к огромной лужайке, ведущей к крыльцу, чувствую, как сгорает в лёгких кислород. Он грубыми пузырями разрывает глотку, но даже это меня не останавливает. Я почти у цели. Почти, ещё немного!

Взбираюсь на ступени почти ползком, и неистово стучу в дверь, всё ещё силясь хоть как-то придать себе более или менее порядочный вид. Не открывают.

Из груди вырывается стон бессилия, но, держась за стену – мои руки оставляют на ней грязь, хорошо заметную на белом фоне – поднимаюсь, чтобы попытаться открыть. Дергаю ручку на себя, и – о, чудо – она поддаётся!

Меня уже не пугает ничто, что может оказаться за дверью. Всё самое страшное я уже видела – я только что из личного ада, с приветом! Едва замечаю, что в гостиной уже нет трупа женщины, и это немного успокаивает.

Оббегаю кухню, коридор, пару комнат внизу, и только потом замечаю лестницу, ведущую наверх. Позже, осмысливая подобные действия, я сама удивлялась, как смогла в таком виде и состоянии оббежать весь дом за несколько минут.

Тяжело дыша, вваливаюсь в последнюю комнату, где может быть Каллен. И нахожу его там.

Сначала мне кажется, что это не он, но сознание подсказывает, что больше здесь быть некому. Набираюсь смелости и тихо вхожу внутрь, зову своего истязателя:

– Эдвард?

Но ответа не следует. Тишина. Лежащий на просторном, светлом диване человек не двигается, а его лица я по-прежнему не вижу.

Испуганная тем, что там очередной труп, ступаю по полу с величайшей осторожностью.

Уже около спинки дивана наступаю на что-то блестящее и хрустящее. Опускаю взгляд, поднимая неожиданную находку с пола. Упаковка таблеток. Название не написано, лишь хрустящая серебристая оболочка с небольшими колесами лекарств внутри. Несколько штук в спешке вырвано из неё. Пытаюсь осмыслить, что это может быть, и от неожиданно пришедшей мысли отбрасываю упаковку в сторону. Наркотики.

Теперь мне хочется, чтобы на диване оказался ни Эдвард, а кто-нибудь другой. Обхожу его и теперь отчётливо вижу лицо Эдварда с закрытыми глазами. Сердце замирает, потому что новая порция мыслей приходит в голову:

А если Каллен уже умер? От передозировки этой самой наркотой? Тогда уж точно пиши пропало. У него наверняка составлено завещание, и договариваться о том, чтобы мне отдали больше ста тысяч долларов с адвокатом – глупо и никчёмно.

Хватаю мужчину за руку, прикладывая пальцы к запястью, и нащупывая пульс. Облегчённо выдыхаю, слыша биение его сердца. Похоже, он просто спит…

Обвожу комнату в поисках чего-нибудь ещё, и нахожу это. Несколько бутылок виски выстроились вряд у кромки дивана. Несколько капель золотистой жидкости пролились на светлый ковер, и хорошо видны среди общего зигзагообразного рисунка.

Решаю, что делать, думая над тем, что здесь произошло. Ответ приходит тогда, когда глядя на часы на стене, вижу время.

Что же, до полудня осталось меньше часа, и теперь я просто обязана его разбудить. Только вот как? Не застрелит ли он меня прямо сейчас, едва увидев?

Впрочем, выбора у меня нет. Уповая на удачу, трясу его за руку, и одновременно зову, пытаясь привести в относительное – после стольких-то бутылок спиртного – сознание.

Ни одна мышцы на его лице не откликается на мои прикосновения в течение минуты, и только потом на нём появляется злое выражение, хотя глаза ещё закрыты.

– Эдвард, пожалуйста! – наверное, я сейчас заплачу. У меня больше нет сил. Нет сил ни на что. Если сейчас Каллен захочет меня уничтожить, у него это получится. То стремление к разговору с ним оборвалось после очередного падения в лесу. Я сильная, я храбрая – так считает большинство, кто знаком со мной, но на самом деле я слабее некуда. Тем более сейчас.

С губ мужчины срываются ругательства, но даже хриплым его баритон прекрасен. В отличие от моего «карканья», его голос не сильно меняется.

Мои руки в грязи, хвое и смоле, и они оставляют грязные следы на белоснежной рубашке мужчины, частично распахнутой на груди, но мне всё равно. Жизнь не постирать, а вот одежду можно.

– Эдвард! – теряю последние остатки терпения, теребя его сильнее. – Открывай глаза, немедленно!

– Твою мать, – Каллен распахивает свои изумрудные глаза, стреляя в меня убийственным взглядом. Его лицо тоже измождённое, но до меня ему наверняка далеко. – Белла?