Калипсо тяжело вздыхает, но все же не задает больше подобных вопросов. Я узнаю, что они перебрались в Коннектикут. В Бриджпорт, если быть точным. После победы над Геей, в которой Калипсо сыграла немаловажную роль, Лео принял на себя все заботы переезда. Они выкупили дом, который после перекочевал в мастерскую, о которой они мечтали. Боги против воссоединения сына Гефеста и дочери Атланта ничего не имели, по крайней мере, открыто. Поэтому ей позволено было жить среди смертных, а не на Олимпе, где ее вряд ли кто ждал. Короче говоря, олимпийцы убили двух зайцев одновременно: вернули, требовательному Лео девушку, но, тем не менее, не терпели ее присутствия на Олимпе.

– И теперь вы живете в Бриджпорте? Маленькое, семейное гнездышко? – подшучиваю я, стараясь не отвлекаться на разговоры других.

– Грязное семейное гнездышко. Он – свинья. Ох, если бы я только знала…

– … все равно бы была с Вальдесом.

Долгий, смущенный и пронизывающий взгляд богини только подтверждает мои слова.

– Перси, что скажешь? – окликает меня, Хейзел.

– А?

Но мне не успевают ответить. В комнату врывается тот самый ураган, о котором я мечтал так долго. Все вокруг начинают смеяться, но я все же не могу понять, что именно смешного произошло? Стол ходит ходуном, и я едва успеваю отскочить в сторону, прежде, чем синий чай, поданный горничной, разливается на брюки.

– Чарли! Стой же ты, маленький чертенок! – в комнату врывается Беатрис.

– Не вылезу, не вылезу!!! – из-под стола доносится визг. – Ты запретила играть с Нико на ночь, потому что ты его спрятала у себя!!! Ты знала, что я люблю «Мифы и магию»! Ты специально!

На голове у новой знакомой шабаш. Кажется, всю ночь она не спала. Она пытается залезть под стол, но Джейсон опережает ее, выуживая из-под него дикое существо. Растрепанные темные волосы, веснушки, заспанное лицо, и голубые, пронзительные глаза, что покраснели от слез.

– Эй, Чарли…

– Нико спал у нее. Она приказала ему, спрятала… Он обещал мне, а она запретила, – задыхаясь от переизбытка эмоций, говорит ребенок.

Беатрис гневно скрещивает руки на груди.

– Что еще за разговоры, мистер? Тебе пять лет, веди себя, как взрослый!

– Но Нико обещал! Мы всегда играем с ним на ночь!

– Нико… был занят, – строго начинает она, густо покраснев. – Не позорь меня!

– Ты сама ужасная сестра!

– Эй, парень, гляди, что у меня есть, – начинаю я, прежде, чем скандал наберет необратимые обороты.

Ребенок, сперва недоверчиво, сползает с колен Джейсона и медленно подходит ко мне. Он встает на носочки и с восторгом замечает на белой скатерти синий кофе и оставшуюся на донышке жидкость.

– Что это? Зелье?

Я неуверенно киваю головой.

– А что оно дает? Здоровье? Очки? Силу? – тараторит он.

– Бессмертие, – выпаливает Калипсо.

– Так ты теперь как Зевс?

Я едва не шарахаюсь со стула. Кого-то он мне жутко напоминает.

– Ну, в общих чертах…

– А мне можно? Мне? – он тянет руки к чашке, но я во время отставляю ее в сторону.

– Если согласишься, что с сестрой ругаться плохо.

– Да-да, – отмахивается Чарли.

– И извинишься перед ней.

– Извини меня, Беатрис, – по-прежнему тарахтит он, даже не глянув на сестру.

– Обнимешь и скажешь что-нибудь самое приятное, – уже громко повторяю я.

Мальчишка переводит глаза с меня на чашку, а потом на растрепанную сестру. Кажется, его слова действительно задели ее. Он отходит от стола и медленно подходит к ней. Милее, наверное, ничего не видел. Он что-то шепчет ей на ухо, и сперва лицо ее недовольно и мрачно, но по мере того, как тянется время, Беатрис светлеет, а к концу его монолога, даже обнимает брата.

С каких пор я стал сентиментальным?

– Забирай приз, – усмехаюсь я, когда Чарли нетерпеливо глядит на меня.

Он выпивает остатки «зелья» залпом, а потом словно заведенный крутится на месте.

– Я теперь как Зевс! Как Посейдон! Гляди, Беатрис! Прямо как Аид! – он оборачивается ко мне, и я прячу улыбку, стараясь быть серьезным. – Ты самый лучший волшебник, которого я когда-либо встречал!!!

Странное, щекочущее чувство теплоты заполняет всю боль и отрешенность последних лет. У него хватило всего нескольких слов, чтобы сделать меня на мгновение таким счастливым. Нико. Конечно, я узнаю в нем этого непоседливого, живого и искреннего парня, что остался в прошлом. И эта схожесть еще одна причина, по которой Беатрис находится в этой комнате. Ребенок хохочет, радуется, безмятежно фырчит, словно управляет жидкостью в стакане.

Но все развеивается как дым. И мир снова останавливается. Шума больше нет. Ничего больше нет. Её волнистые светлые волосы были собраны в неаккуратный пучок, словно она только что проснулась. Да, так и есть. Об этом говорят грозовые глаза, что едва фокусировались на людях. Утро – самое худшее для нее время. Только через два часа она придет в норму, сможет нормально соображать, и это не будет автопилот.

Но я снова ошибся, потому что, когда ее глаза, минуя Чарли, останавливаются на мне, она замирает. Минутная заминка на ее лице говорит о ее нерешительности, страхе. Но маска сползает с ее лица, и, словно оживая, на ее губах искрится улыбка. Самая теплая улыбка.