…но не поддался.

— Однако не похоже, чтоб те нас за кукол держат, — покачал он головой и снова поводил взглядом по потолку. — Иначе серой бы от них воняло, как от чертей.

— От кого? — подловил предка Кит.

Петр Андреевич еще хорошенько похмурился, пожался, повздыхал прежде, чем решиться.

— Ладно, двум смертям не бывать, а на семь бед — один ответ, — махнул он рукой, оцепенел на миг, огляделся опасливо и… что?

Что-что! Снова застучал ногтями по сундуку.

— Расскажешь — сказка выйдет, — начал он с предупреждения. — Я ведь, как немец попёр на нас прошлым летом, так голову сломал. Извелся весь в мыслях: раз у меня ложки… а то и ломы в руках гнутся, коли рассержусь, и иголку патефонную я безо всякого станка пальцами, как цигарку, слепить способен, так должен же я что-то такое придумать, чтоб и мессеров да хенкелей без зениток валить… чтоб крылья у них обвисали на дистанции и винты плавились на лету. Да ведь руками до них не дотянешься… И тут однажды словно заснул на работе, заготовку испортил, зато, как есть, озарение нашло! Прямо увидел, как древние говорили, на воздусях перед глазами эту самую браслетку. И как сделать её и из чего. Такой сплав свинца, почти как в типографиях для шрифтов… Эх, недаром алхимики в древности чуяли, что из свинец в золото можно перелить!

Я и попробовал. Рискнул, можно сказать. Сварганил образец по руке, пошел на задний двор, где у нас ЗИС, развороченный фугасом, ржавеет. А дальше что? Вообразил, что не ЗИС это, а танк немецкий… фрицами погаными нашпигованный. И прёт он меня и на мою Отчизну. Да только руку поднял. Сверкнуло — чуть глаза не выжгло. А грузовичок-то даже не разлетелся. А что с ним стало, догадайся-ка?

Кит недолго думал.

— Испарился, да?

Прапрадед даже как будто расстроился от такой догадливости потомка, но тут же сообразил:

— А ты на чём пробовал?

— Не я, — честно признался Кит. — Папаня. Он на бутылках…

— На бутылках? — свел брови предок. — Пьёт, что ли? Таким манером с пьянством борется?

— Не, давно не пьёт, — гордо ответил Кит. — Он это, минералку испаряет.

— Надо же, баловство какое! — все равно осуждающе усмехнулся предок. — Что с художника взять-то… А мне тогда за мои художества… Завскладом стукнул на меня тут же. У него глаз завидущий, он за мной потащился глянуть, чего это я на задний двор намылился. А как полыхнуло-то, так он, обделамшись, побежал. Меня уже через час прямо от станка забрали. Куда, смекаешь?

— На Лубянку, что ли? — не долго думая, догадался Кит.

— Откуда знаешь?! — даже отшатнулся прапрадед.

— Читал… — слегка растерялся Кит. — Ну, вообще-то, мы это теперь в школе проходим… Про прошлое.

Петр Андреевич поразмышлял чуток.

— Да, изменятся времена… может, и к лучшему, — сделал он вывод и продолжал: — Вот и меня в обработку взяли. Что да как. Ну, пару зубов для начала выбили, оставшуюся ногу пообещали из задницы выдернуть. А я как есть говорю им: не знаю, само вышло. Потом меня в одиночке… в каменном мешке оставили — и всё, тишина. Час проходит, два. Вечер там, наверху, миновал, и ночь, видать, пошла. А за мной больше не приходят. Только в ушах звенит да во рту саднит и дергает — вот все развлечения.

Сначала думал, что они мою браслетку изучают по науке, чтобы уж потом ко мне со знанием дела подкапываться. Потом стал думать, что ничего в ней не нашли и теперь только злость на меня копят. А потом уж настоящий страх пробрал. Подумал, что это еще хуже будет, если ничего не найдут. Прямо здесь и кончат. Короче, молиться я стал на голодный желудок. Оно ведь легко безбожником-то быть, пока всё в жизни путём идет, пока смерти вот так в глазки ее черные не посмотришь…

Петр Андреевич двумя пальцами показал на свои глаза — прямо в упор.

— Думаешь, только от страха молиться тянет, и веровать начинаешь? — строго спросил он праправнука.

— Не знаю, — признался Кит…

…и вспомнил, что когда падал на самолете с княжной, вроде не молился — не до того было. Но если смерти ждешь в подвальной тишине, или, там, бомба фугасная тебе прямо на голову падает, а тебе никуда не деться, тогда, наверно, — другое дело.

— Я на этот предмет много потом думал, и ответа ясного, понятного тоже до сих пор никакого нет, — вздохнул прапрадед. — Но вот так молился я в том подвале, молился… как морзянкой, знаешь, молился, стучал от холода зубами. И домолился до видения… Как это врачи называют?

— Глюк… галлюцинация? — подсказал Кит.

— Оно бы так и подумать, что глюцинация и морок один, если бы не пророческие дела к ним в придачу, — перестав стучать и подняв палец, сказал прапрадед. — Вроде и сон не сон. А только явился мне в одиночку человек во все таком, как бы надутом и чуть светящимся…

— Как водолаз?! — не вытерпев, догадался Кит.

— Водолаз?! — смутился прапрадед. — Да нет, за водолаза он не сойдет… Комбинезон-то прозрачный и зыбкий, как туман, а внутри еще какая-то непонятная одежда. Ну вот, как у тебя, только серого, свинцового цвета. И вокруг головы — не шлем горшком, а что-то иное… как у святых на иконах. Только он без бороды был, возраста непонятного, вид доверие вызывал. Короче, из самых он последних времен, когда антихрист явится и пути откроются в разные времена. Когда начнется большая война за прошлое.