– "Почему вы пошли в политику? Зачем это вам надо? Ведь все знают, что политика - грязное дело. Неужели вы думаете, что своим появлением что-то улучшите?"

– Вы считаете, я пошёл в политику? Я был народным депутатом СССР, избранным от Академии наук СССР. Уже тогда начались нападки и на Академию наук, и на нашу систему образования, поэтому я и пошёл туда - для защиты.

В 1995 году я не хотел идти в Государственную Думу. Потому что я много переживал. Для меня лично самая большая трагедия - это коллапс, развал Советского Союза. Эта ужасная трагедия привела к огромным экономическим потерям... В 1995 году положение нашей науки было тяжелейшее. Когда мне предложили пойти в Государственную Думу, со мной говорил и наш президент, и премьер-министр. И в итоге я сказал "да", посчитав, что могу помогать науке и образованию. В Думе я работал в Комитете по науке и образованию, и Комитет трудился очень эффективно. Я сейчас в Комитете по высоким, наукоёмким технологиям. И считаю, что приношу известную пользу, находясь там.

– "Как вы оцениваете свои результаты в "войне" против курса православной культуры в школах?"

– Наука и религия - разные вещи. Наука основана на знаниях, религия - на вере. Учёный может верить в Бога. Но наука - это наука, религия - это религия. Школа и Церковь должны быть разделены... Можно преподавать историю религий...

– Вы сказали, что ваш отец был гусаром. В самом деле он был гусаром, унтер-офицером лейб-гвардии, кавалером Георгиевского креста... Потом, в 1917 году, до революции, он стал членом РСДРП. Командовал полком Красной армии в Гражданскую войну... Вашему старшему брату он дал имя Маркс, а вам - Жорес, в честь Жана Жореса, который основал "Юманите" и вообще социалистическую партию Франции. Скажите, вы всегда исповедовали коммунистические взгляды?

– Знаете, приехав на полгода в США, я не говорил никому, какие исповедую политические взгляды, просто работал в лаборатории, у меня были аспиранты. И потом Ник, с которым мы были старые друзья, мне вдруг сказал: "А ты знаешь, Жорес, все тебя считают коммунистом". То есть они сделали такие выводы просто из бесед со мной, узнавая мои взгляды на разные проблемы, на разные вопросы...

– Как-то вас спросили, какая страна мира или какой город вам больше всего нравится, и вы ответили: "Город - Санкт-Петербург, страна - Россия, а ещё больше - Советский Союз". И добавили: "Меня удивляет то, как мы своими руками пустили под откос собственную страну. Конечно, это сделал кто-то другой, но мы-то не протестовали, мы-то не сопротивлялись". И после вы как-то сказали: "У меня настроение испортилось 19 августа 1991 года и с тех пор не поправлялось"...

– 19 августа я был в Финляндии, меня пригласила в Хельсинки одна из компаний, университет, и мы поехали вместе с женой и сыном. Мне позвонила дочь из США - она работала там, она биолог - и сказала: вы спите, а там происходит... Я включил телевизор, и не мог поверить, что это происходит у нас... У меня испортилось настроение 19 августа - я почувствовал именно тогда, что Советский Союз пропадает... После Октябрьской революции появилось 2,5 миллиона эмигрантов - русских людей, живущих за границей. А в 1991 году за рубежом оказались 25 миллионов русских. А вообще говоря, даже больше, наверное, порядка 100 миллионов человек очутились в других странах. Разделились семьи... Это гигантская трагедия.

– Мой отец был сыном эмигранта, его семья покинула Советский Союз в 1922 году. И у него оставались романтические воспоминания о революционном Петрограде - он всё помнил. Он жил за границей долго, успешно работал в киноиндустрии, стал человеком весьма преуспевающим. Не брал никакого гражданства - ни французского, ни американского, - потому что хотел вернуться в Советский Союз. И в декабре 1952 года он привёз нас, свою французскую жену, меня, девятнадцатилетнего, и моего брата сюда...

– Я прекрасно знаю, что происходило... Тем не менее страна сделала необычайно много. Советский Союз и наша система эволюционировали в положительную сторону, и эта эволюция могла и должна была привести к сохранению и могучей промышленности, и науки... Нам пример в этом отношении показывает Китай - там происходит очень медленная эволюция. У нас она прошла быстрее...

Да, я за демократическую страну. И вместе с тем я считал и считаю, что коммунистическая идеология и идеология советской власти, идеи социалистической справедливости в конечном счёте победят. С моей точки зрения, мы действительно нуждались в НЭПе, специфическом НЭПе в 1980-е годы. Но нам не следовало проводить ту приватизацию, которую мы провели...

– Теперь о причине вашего избрания в Госдуму в 1995 году. Вы говорите очень откровенно: "Я встречался с Черномырдиным, сказал, что есть проект строительства образовательного центра. Средства были выделены... А потом я получил предложение быть в списке. Я уже не мог отказаться. С этого начался мой опыт в Госдуме". Так вы отрабатывали, что ли?

– Да. Я сказал то, что сказал. Я не собирался быть депутатом Госдумы. Виктор Степанович приехал в Ленинград, пригласил меня в резиденцию... Я знал, что он позовёт меня - я отвечал за Санкт-Петербургский научный центр, я за него и сейчас отвечаю, - и я рассказал о нашей философии, о нашей концепции непрерывного образования. И на него произвела большое впечатление моя фраза о том, что для школьника академик не авторитет. А авторитет - тот же школьник, старшеклассник, который пошёл учиться к нам на наш факультет. И если объединить всё это под одной крышей, то они с большей вероятностью будут избирать научную стезю... И через несколько дней на одном из моих писем по поводу строительства научно-образовательного центра появилась такая резолюция. Мне позвонили из Минфина, спросили, куда переводить деньги. А спустя ещё пару дней со мной связался его помощник и спросил: "Как насчёт списков "Наш дом - Россия"? И я ответил "да". В этой ситуации я не мог поступить иначе.

– Первое пленарное заседание Госдумы нынешнего созыва вы открыли на правах старейшины и очень артистически выступили, сказав, что главная проблема сейчас состоит в устойчивом развитии планеты. "Проблема бокала шампанского". Вы взяли в руки современный бокал и отметили, что 86% доходов мира принадлежат 10% населения, а тонкая ножка бокала - это всё остальное население. И надо что-то с этим делать, надо это сломать. И вы разбили бокал со словами, что его разбить легко, а делать всё гораздо труднее. Красиво. Очень эффектно. А вы сами знаете, как это сделать на самом деле?