— Неправда! — громко возразил Гаузен и вспомнил, чему его учил матерый рецидивист. — Я не сморкался в него, я наоборот… Я требую следственного эксперимента! — юноша начал рефлекторно оглядываться в поисках предметов, на которых можно доказать свою невиновность.

— Поцелуемся? — неожиданно предложил Гаузен свидетельнице.

— Зачем? — испугалась она.

— Чтобы все вокруг нам завидовали, — тут он схватил девушку за плечо и прижал ее к своим губам. Девушка тут же оттолкнула его и вскочила со стула. От нанесенной обиды на ее лице выступили слезы:

— Вы все, все как один, хулиганы! Один заманил меня, другой… другой…

Она не смогла больше сдерживать рыданий и выскочила из кабинета. Юноша озадаченно посмотрел ей вслед, так как ожидал совсем другой реакции.

— Вот так я и целовал флаг, — объяснил он несколько мгновений спустя.

— Нарушаете, товарищ Гаузен, нарушаете порядок следственного эксперимента, — злорадно усмехнулся Петя, глядя на реакцию девушки, и Гаузен еле сдержался, чтобы не ударить его. Тут вошел Митя, держа в руках тот самый флаг в свернутом виде.

— И не стыдно вам, гражданин Гаузен? — осуждающе поинтересовался Митя. Судя по всему, Митя приблизительно догадался, что произошло в стенах кабинета.

— Мне не стыдно! — горячо возразил юноша. — Потому что я сделал это из-за любви! Ведь я представлял себе другую девушку… — разоткровенничался Гаузен. Но юноша успел взять себя в руки и вспомнить то, чему его учил бывалый зэк Волжанин. — Прекрасную девушку по фамилии Родина.

— Думаешь, свидетельница еще вернется? Может она составит заявление на насильственные действия со стороны этого хулигана? — спросил Петя коллегу, проигнорировав показания, и ткнул пальцем в Гаузена.

— Вряд ли она вернется, — покачал головой Митя. — Тем более она может составить жалобу и на тебя — ты же недостаточно ограничил контакты свидетельницы с подозреваемым.

— Ну ладно, и без нее управимся, — замялся Петя, похоже, испугавшись последствий, и снова обратился к юноше. — Итак, гражданин Гаузен, вы подтверждаете, что вы злостно надругались над флагом?

— Да какой это флаг?! — не выдержал юноша, которому уже вконец осточертел этот спектакль и его роль в нем. — На настоящих флагах нарисована королевская корона, зверь или оружие какое-нибудь…. На худой конец, черепушка! А это…. Это просто тряпка полосатая!

После подобных кощунственных слов в кабинете воцарилась гробовая тишина.

— Митя, батарейки в диктофоне не сели? — подал, наконец, голос Петя.

— Да я говорю же! Разверните и сами увидите, — продолжал гнуть свою линию Гаузен. Хоть он и позволил себе вставить слова, которые он говорить был не должен, но все равно он за собой никакой вины не признавал, так что решил идти до конца.

Митя, развернув полотнище, начал пересчитывать полосы:

— Красный, белый…

— Ага! — торжествующе вскрикнул Петя. — Это же наш флаг!

— Да подожди ты, это еще не все, — перебил Митя и начал заново. — Красный, белый, снова красный… Подожди, Петя, это как в рекламе: Красный, белый, снова красный — вот наш флаг мясоколбасный, — напел знакомые слова Митя и понюхал. — Ну вот, и запах даже соответствующий.

— Я и говорю! Без вины виноватого пытаетесь осудить! — поддержал Гаузен.

— Это же еще серьезнее! — не сдавался Петя. — Это же флаг колбасного завода! Градообразующего предприятия! Что скажет Филимон Григорьевич?

— А чего ему говорить, — пожал плечами Митя. — Флаг целый, не рваный, не грязный, не жеванный… Даже следов от засоса не осталось. Да и нету такой статьи «за надругательство над колбасой». Вот был бы хлеб — другое дело. Он символ плодородия и вообще всему голова. Был бы это колбасный хлеб, еще можно было бы что-то приплести, а так — сам понимаешь.

— Но ведь можно еще к чему-то прицепиться, — не отступал Петя. — Сам же видишь, какой опасный преступник!

— Да ладно, какой уж там опасный… Даже в сводках нет никого на него похожего, — не согласился со своим коллегой Митя.

— Слишком уж он чист и молод для простого бомжа, — настаивал Петя.

— Ну, надо же с чего-то начинать, — равнодушно предположил Митя. — Фемида слепа, а это значит, что ко всем надо относиться непредвзято.

— Может, Фемида и слепа, — перебил Петя. — Но я нюхом чую, что этого мерзавца надо засадить!

— Петя, придется его отпустить, — произнес Митя, добавив нажима в голос.

— Как же его отпустить? А как же раскрываемость? Как отчетность? Как же очередное звание? — отчаялся Петя.