«Продается диван, в хорошем состоянии, недорого». Ага, если написано «в хорошем», значит рухлядь полная, подумалось юноше. А почем тут выпивка? Это какая крепость? За бутылку? Ну-ну. Глаза его метались из раздела в раздел, но наиболее полное понимание вызвал у него продуктовый, благо почти все наименования были ему знакомы. Прикинув вес и стоимость продуктов, у Гаузена постепенно стала вырисовываться экономическая картина мира, в котором его угораздило очутиться. Гаузен начал приблизительно представлять, сколько в здешней стране стоят деньги. Но размышления о возможностях подзаработать и разжиться деньгами снова начало вытеснять чувство голода.

Гаузен поднял голову. От назойливых мыслей о еде его глаза стали видеть в темноте немного по-другому. Над его головой звезды выпали на небо, как крупинки соли на краюху черного хлеба. Луна наседала сверху, будто большая головка сыра. Одинокое дерево с развесистой кроной походило на здоровый, костью застрявший в земле, окорок. Озеро же с плавающими на нем кувшинками напоминало большую плошку супа с кругляшками жира сверху. «Уху — уху» — кричал невесть как залетевший сюда филин.

— От ухи я бы сейчас не отказался, — подумал Гаузен.

Тут пара его голодных глаз бессознательно нацелилась на уток, мирно дремавших у пруда. Гаузен вспомнил, что неподалеку отсюда, переходя через дорогу, он видел табличку. На ней был изображен олень в красном треугольнике, а подобную форму, как известно, имеет наконечник стрелы.

— Наверное, это стрела, целящаяся в оленя, — попытался расшифровать значение данного знака Гаузен. — А это, должно быть, значит, что здесь можно стрелять оленей. А если оленей можно, то уток и подавно.

Лука со стрелами у Гаузена с собой не было, и он достал нож. Крадущейся походкой он стал подбираться к ближайшей перепончатолапой твари.

Тогда-то Ленон и увидел Гаузена впервые. Только он не знал, что это Гаузен. Ленон решил, что зловещая фигура с ножом — это обычный злоумышленник, о которых пишут в криминальной колонке. Ленон с ужасом подумал, что будет дальше. Он представил, как расстроиться Руфи, увидев на земле растерзанную птицу. Ленон просто не мог допустить, чтобы девушка страдала. Он уже вообразил, как она подбирает валяющиеся на траве перья, ее взгляд идет дальше и натыкается на окровавленные останки. Руфи подходит ближе, склоняется на колени, ее глаза краснеют и по лицу начинают стекать слезы. А вдруг Руфи свяжет его исчезновение с этим ужасным преступлением?

— Я запущу в него булдыганом! — с мрачной решимостью прошептал Ленон, но в темноте не смог нашарить ни одного мало-мальски приличного камня. Попадались либо слишком мелкие, либо такие, какие бы он не смог поднять даже обеими руками. Наконец он нащупал подходящий снаряд, но волнение и неопытность в этом деле не могли не подвести юношу в его недобром начинании. Неумело подброшенный камень упал всего лишь в паре метров от метателя и настолько тихо шмякнулся об землю, что злоумышленник даже не подумал оборачиваться.

Тогда во все еще неостывшую голову Ленона пришел другой, более дерзкий план. Ленон решил действовать немедля. Он нащупал в кармане нож и решил идти до конца. Не глядя, он раскрыл его и с оружием в руках пошел на браконьера. В этот момент вся ненависть, накопившаяся за день в Леноне, казалось бы, сконцентрировалась на этом незнакомце.

— Стой! — закричал Ленон, и Гаузен обернулся. Юный велит посмотрел на бывшего журналиста, и его лицо расплылось в улыбке:

— Стой, а не то что? Ты ИСЧЕРПАЕШЬ мое терпение, и я взорвусь?

Только сейчас Ленон заметил, что по ошибке вместо лезвия перочинного ножика он выкинул ложку. Стоя на расстоянии швабры от Гаузена, смущенный юноша подумал, что хулиган не видит в нем серьезного противника, и решил испробовать другой подход:

— Тогда я убегу и позову на помощь!

— Надо переубедить этого местного дурачка, а то он подозревает меня неизвестно в чем, и, самое главное, неизвестно чего может предпринять, — подумал Гаузен, которому не хотелось в тюрьму обратно.

— Послушай, ты, наверное, думал, что я тут на уток охочусь? Ты ошибаешься! Я… орнитолог! — вспомнил мудреное слово Гаузен и обезоруживающе улыбнулся. — И просто хотел отрезать одно перышко себе в коллекцию.

Ленон, немного успокоившись, убрал нож, но все еще взирал на пришельца с недоверием. Безработный юноша подумал, что в таком юном возрасте в науку идут только вундеркинды. Тогда, вспомнив какие только можно ученые слова, Гаузен пожелал объясниться поподробней:

— Я тут на конференцию поехал и со мной небольшой Конфуций случился, — снова спутал слова Гаузен, хотя теперь такое случалось с ним все реже и реже.

— Конфуз, что ли? — поправил Ленон.

— Ну да, несчастье, — подтвердил Гаузен.