Шрифт:
– Я, пожалуй, на этом откланяюсь, – сказал Вергилий и отвернулся. Все сразу притихли.
– Подожди, – позвал его Данте. Вергилий замер. Данте с минуту молчал, а потом широко ухмыльнулся.
– Хочешь прокатиться?
Вергилий обернулся и настороженно посмотрел на него. Данте свистнул. Что-то упало, грохнуло, и из камней выехал мотоцикл.
Пижонская огромная штука, которая заставила бы Харлей усохнуть от зависти, разумеется, красная, остановилась прямо перед Данте.
Сэм снова несколько раз сморгнул и с тихим ужасом в голосе спросил:
– Что ты сделал с Велиалом?!
– А что? Смотри, какой красавец стал, – Данте погладил руль мотоцикла. – И я, как бы, не один старался... так что, Вергилий? Прокатимся?
Вергилий долго смотрел на Данте. Сейчас он казался совсем мальчишкой. А потом едва заметно пожал плечами, взрослея на глазах, и сел на пассажирское сиденье.
Данте едва не подпрыгнул. Потом действительно подпрыгнул – чтобы сесть за руль. Вскинул ладонь.
– Бывайте, охотнички! Если ваш ангел вас не угробит, звоните! Старым знакомым скидка! – и дал по газам.
Они помчались вдаль, будто под колесами был хайвей, а не развалины. Огромный сверкающий мотоцикл и пара бесповоротно чокнутых парней на нем. В этой картине очень не хватало тяжелого рока.
Дин впервые пожалел, что Кас не смог протащить сюда Импалу.
I’ve had enough of cryin’
Bleedin’, sweatin’, dyin’
Hear me when I say
Gonna live my life everyday
I’m gonna touch the sky
And I spread these wings and fly
I ain’t here to play
I’m gonna live my life everyday
Я достаточно плакал,
Истекал кровью и потом, умирал.
Услышьте меня, я говорю,
Что буду жить каждым днём.
Я коснусь неба,
Расправлю крылья и взлечу.
Я здесь не для игр –
Я буду жить каждым днём.
Everyday
Bon Jovi
Мотоцикл навсегда уезжал из их жизни – впрочем, с такой жизнью, как у них, ни в чем нельзя быть уверенным до конца – прямо по воздуху. Если присмотреться, можно было заметить, как под его колесами формируется трасса. Сэм хмыкнул. Говорил же: тут все не настоящее.
Кастиэль примостился рядом с Дином, хотя сложно сказать наверняка, может ли холодная белая туманность с огромными крыльями сидеть. И как его не заметили, пока он подходил? Загадка.
– Я рад, что ты выбрался из клетки, Сэм.
А вот голос остался прежним – хрипловатым голосом Джимми. Или казался таким – словно, он звучит прямо в голове, а не снаружи. Сэм поморщился, прогоняя неуместное любопытство, и ответил:
– Я не выбрался. Меня вытащил очередной… очередное...
– Очередная сверхъестественная дрянь с амбициями отсюда и до земли, – подсказал Дин. – Но ее завалил ее собственный вариант Винчестеров.
– Дин, – Сэм неожиданно для самого себя обиделся, – я что, выгляжу настолько больным отморозком?
– Тебе честно или обнадежить? – его брат ухмыльнулся без капли сочувствия. – И вообще, я, может, тебя с Данте хотел сравнить!
– Еще хуже!
– Вы уверены, что отпускать их безопасно? – спросил Кастиэль.
Сэм вздохнул:
– Вергилия – нет. Но думаю, пока они оба не повзрослеют, Данте будет за ним присматривать.
– Конечно, будет! – уверенно заявил Дин. – Брат все-таки.
И помрачнел. Сэм знал, о ком он сейчас спросит:
– Сэмми. Насчет Адама...
Сэм помолчал, вспоминая ледяную кровавую пыль на ладонях.
– Я нашел его почти сразу, как очнулся сам, но он... он просто рассыпался у меня в руках. Ничего не осталось.
– Ага, – Дин напряженно о чем-то размышлял. – Понятно.
– Собственно… – Сэм заставил себя продолжить. – Вергилий. Он был первым, кого я увидел после Адама. Вменяемого, не потерявшего человеческий облик – я не смог оставить его на кресте. Но я постарался за ним присматривать.
Дин кивнул, принимая объяснения, и плотнее сжал ладонь у Сэма на плече.
А Сэм смотрел на Дина. На щеку и стриженую макушку. Невыносимо хотелось его обнять. Просто обнять, прижать к себе всего и постоять пару минут не шевелясь. Может быть, тогда хоть на миг удалось бы поверить, что судьбы нет. (l) Что эта тварь была последней.
Наконец Дин встряхнулся и хлопнул себя по колену.
– Ладно, ребятушки. Поехали-ка домой. Меня там уже заждались.
Он вскочил на ноги, потянул наверх замешкавшегося Сэма, а потом неожиданно обнял, крепко, до хруста в ребрах. И прошептал на ухо: