удержать эту природу на месте любой ценой,

согнуть ее, смирить, убить, уничтожить.

(Дрейф пришел в необычайное возбуждение, повторяя про себя эти слова и все глубже ввинчивая перо в бумагу.)

Он знал, что сейчас в данной области ведутся интенсивные исследования и что, — дайте только время! — человек по всей вероятности найдет средство, которое совершенно уничтожит в женщине половой зов,

раз и навсегда

(речь, скорее всего, шла о дальнейшей разработке средства, изначально показавшего себя чрезвычайно эффективным при изгнании трихин и ленточных глистов),

а пока его не изобретут?

Да и успеют ли?

— Темный лес, деревья…

Женщина снова заговорила.

Однако голос ее больше не был ясным, тонким и не отзывался чистым как хрусталь эхом.

Он, скорее, походил на голос увядшей старухи,

да, обрел отвратительную тональность сморщенной плоти, старости и отслужившей свое матки,

что тут же навело доктора Дрейфа на воспоминания об ужасной, маленькой, грязной женщине из своего далекого детства.

Да, это было очень давно.

Когда все в мире еще было покрыто полным мраком неосознанности, а психоанализ женщин даже и еще не зародился как наука, вурдалаки наискосок пробегали через кладбище в пустынной деревеньке, где прошло детство доктора Дрейфа.

Ибо вырос он в самом что ни на есть варварском краю.

Семья его была очень простого происхождения,

но ни в коем случае не бедняцкая!

Отец имел мелочную лавку, где малютка Дрейф иногда помогал ему упаковывать табак в маленькие табакерки для покупателей, заходивших в пронизывающе холодные дни погреться у горячего камина посреди помещения, наполненного сосисками, хлебом и бочками с селедкой.

И всякий раз на Рождество, сразу после того, как забивали скот,

его любимая ангел-мамочка

(которая всегда так заботилась о бедных и стариках и никогда и волоска на его голове не тронула, сколько бы она его ни лупила)

набивала корзину всевозможной снедью.

И давала ее Дрейфу.

И он послушно отправлялся по бесконечным пустынным вьющимся лесным тропам к одиноко стоящему домику старушки.

У рано созревшего, сверхчувствительного ребенка, каким был Дрейф, эти кошмарные походы оставили неизгладимое впечатление в его хрупкой психике!

Луна тогда отбрасывала зловещий свет на его маленькую фигурку,

он видел, как в темноте за деревьями, растущими вдоль дороги, горят глаза хищных зверей,

вокруг него громоздились огромные сверкающие сугробы,

дыхание залепляло лицо словно влажный, зловонный клок ваты,

в горах завывали волки,

а когда он наконец доходил до домика старушки, на него всегда находила оторопь.

Ему хотелось просто уйти,

оставить корзину в снегу и уйти,

но ему был дан строжайший приказ лично передать провизию,

а он любил свою мамочку,

да, он обожал ее,

не мог ей ни в чем отказать!

В покрытых снежными узорами окнах домика не было света,

и когда он наконец осмеливался постучать, то слышал безжизненный голос:

— Входи, малыш!

Потому что она всегда его ждала!

Она всегда была готова,

ведь с годами уже превратилось в традицию то, что он в это время приходил с мясом, колбасами, хлебом,

так что неудивительно было, что он снова там стоял,

однако это было жутко, ужасно:

как же все повторяется…

И там, внутри, сидела она в полной темноте…

Сморщенная маленькая бывшая женщина, одетая в грязную длинную юбку и три слоя кофт, плечи ее были укутаны черной шалью, а голова повязана косынкой

(нет, лица ее он, к счастью, никогда не видел).

Не считая света луны, в единственной комнате жалкого домишка царила полная темнота, а на коленях у старухи всегда лежала жирная пестрая кошка, и ее сверкающие глаза глядели на застывшего от страха Дрейфа с некоторым сарказмом.

Никогда за всю свою жизнь он так и не сумел забыть запах бедности, нужды и закоренелой грязи в том маленьком домике среди деревьев, в лесу, зимой!

А старухе вечно хотелось, чтобы он посидел с ней за компанию,

иногда она поднималась, шла ему навстречу, спотыкаясь, искала его на ощупь, и тогда он в ужасе вспоминал все сказки про разных отвратительных злых старух, которые рассказывала ему мать на ночь:

старухи, которые жарили и ели маленьких детей,

старухи, которые заманивали к себе доверчивых мальчиков с корзинками только для того, чтобы…