Шрифт:
Выбираем местечко подальше от окна, в закутке — так хочет Соня, и садимся. Соня — спиной к залу, напротив меня. Если смотреть поверх ее головы, то виден буфет черного дерева со, львами и завитушками, уставленный бутылками и цветными плитками шоколада. Столы натыканы плотно. Сегодня понедельник, и музыканты придут позже на час — в восемь. Мне к часу на работу, в третью смену. В школу не пошел. Гнетет меня этот немецкий.
У Сони большие глаза, очень синие, и гусиная шея. Под ситцевой кофточкой в горошек мелко вздрагивает худенькое тело. Она то ставит, то убирает со стола острые локти, не зная, куда деть руки. Надувает пухлые губы:
— У-удобно ли нам вместе.
Подходит Зойка-официантка, смахивает со стола крошки и небрежно бросает меню.
— Ты кого привел? — шепчет мне на ухо, обдавая запахом одеколона и лука.
Соня съеживается. Я начинаю рассказывать о чем-то, как мне кажется, веселом, но неловкость не исчезает. Зоя ставит две тарелки с омулем, запеченным в тесте, и графинчик водки.
— Пива принести? Свежее.
— Ну его, не монтируется с водкой, голова будет болеть, а мне в третью смену.
— Как хочете, простите, как хотите, — поправилась Зоя.
— Вам на работу? — спросила Соня. — Тогда не надо было совсем, так бы посидели. А вот и музыканты.
— Немецкий опять завалил, беда мне с ним. Ну да ладно, жизнь не лошадь, когда-нибудь повезет. Салют!
Мы чокнулись и выпили.
— А вы учитесь? Такой большой! — Соня засмеялась. — Очень хлопотное это дело — учиться, я бы не смогла, особенно когда работаешь.
— Это только поначалу так кажется, а пойдешь — засосет, и потом, как ни хорохорься, а взрослому, такому большому, как ты говоришь, стыдно не ответить преподавателю. Вот и сегодня я вроде спасовал, не пошел… — Я запнулся. Выручили музыканты, заиграли «Синенький скромный платочек…».
Всегда со мной так: когда музыка, все мне становится нипочем, будто на волну меня поднимает. Жаль, что я не умею танцевать. Только и танцевал от души в День Победы, с солдатами танцевал. Я тогда тоже был солдатом.
После «Синенького платочка» заиграли вальс «На сопках Маньчжурии». В зале стало тесно, незаметно набрался народ. Топчутся между столами. От пыли даже в носу щекочет, дымина под самый потолок. Какой-то подвыпивший парень тянет Соню танцевать. Пусть потанцует, ей ведь хочется. Но она не идет:
— Отстаньте, говорят вам. Вот идиот, честное слово.
Ввязываюсь.
— Парень, тебе говорят!
Соня подвигается поближе ко мне вместе со стулом и растирает руку.
— Идиот, прямо хватает, я ему чуть не залимонила.
— Да ну его, портить такой вечер.
— Вам правда хорошо? — она, не мигая, смотрит мне в глаза.
— Вы хорошая девушка, Соня, и мне правда хорошо с вами.
— Только не надо смеяться, ладно?
— Я и не думаю.
— Какой тут низкий потолок, кажется, дым от самого пола. А я подумала, вы просто так говорите. Если вы правда не умеете танцевать, то давайте я вас водить буду. Или это неприлично, когда мужчину водят?
— В танцах — ничего, за нос — неприлично.
— Я бы вас не стала водить за нос, — серьезно сказала Соня.
Я посмотрел на парня, который тащил ее танцевать. Короткий ежик, рубцы на щеках и верхней губе — он походил на борца.
Зоя принесла кофе. Мы подождали, пока стало тесно, и тоже пошли танцевать.
— Как получится, — сказал я.
— Нормально получится, — заверила Соня.
Танец кончился, и мы стали пробираться к своему столику. Соня вдруг негромко ойкнула и закусила губу. Парень отдернул руку. Недолго думая, я врезал ему от души… Потом трудно было разобрать, кто кого бил.
Меня выручил Митя, как очевидец, поддержала и тетя Поля. Я расплатился за причиненный ущерб, и инцидент был исчерпан.
Висевшие на кронштейне часы показывали одиннадцать. Лениво падал снег. По торцовой мостовой процокала запряженная в хлебовозку лошадь. Обдало запахом свежего хлеба.
На обочине стояла «эмка». Заглянул — знакомый водитель.
— Эх, прокачу! Садись. Кони мои вороные!
— На Восьмую Советскую, — попросил я.
— Сей момент, — и шофер подал мне заводную рукоятку — кривой стартер.
Машина затарахтела, и мы уселись на заднее сиденье. Соня приложила к моему глазу пахнувший дешевыми духами платок. У нее была маленькая горячая ладонь.
Мы подкатили к длинному бараку.
— Ну что ж, Соня, если бы, как говорится, не досадные мелочи… а так все было отлично?
— А вы не зайдете разве?
— Как-нибудь в другой раз, Соня.
На обратном пути шофер сказал:
— Правильно сделал. Знаю я эту девицу, да и червонец при тебе остался.
— Пошел ты, пошляк, много ты понимаешь.