— Пусть обнюхаются, — говорит Андрей. — Не бойся, дед.

Собаки вокруг нас кругалем. Голец уже весь напружинился, готов на смертный бой. Мне это нравится, не труслив. Талип тоже спокоен, идем себе потихоньку. А Голец лишь ушами поводит. Новые псы подлетают с разбегу и тут же успокаиваются, отходят в сторону.

— Все в порядке, — заключает Андрей. — Драки не будет.

Дожди приходили и уходили. Машины сползали на обочины, делали новые колеи. Земля слезила и была схожа с лицом древней старухи.

Недолгий вечер перемешивал свои спокойные тени с дневными. Колыма под крутым берегом полыхала багровым шаром заката, сливалась в узкое горло между скал и стыла в разливе косой излучины. Здесь, у реки, было холоднее, тянул сиверко. Берег был пуст. Ледоход сбрил деревья и кустарники, отчеркнул прибрежную линию и отметил свое высокое паводковое дыхание. Георгий Петрович поежился.

— Что, Георгий Петрович, сифонит? Ты представляешь, что зимой в этой трубе творится?

— Я только могу представить. Ведь Колыма имеет длинную зимнюю межень. А между прочим, здесь и летом паводки. Обычно весеннее половодье подхватывают еще более мощные, устойчивые дождевые паводки. Амплитуда колебаний достигает уровня воды — от семидесяти до двадцати четырех с половиной тысяч кубометров в секунду. Это две Ангары и Волга в районе Рыбинска — вместе взятые. Не вода, а кофе. Кофе бы сейчас по чашечке, а? Дюжев, как ты насчет кофе?

— Не мешало бы, такого, знаете, духовитого!

— Во-во, у нас в Ленинграде на Невском всегда отменный. Знатоки говорят: приготовить настоящий кофе — искусство. Растворимый мне что-то не очень, я люблю молотый из зерен — из мельницы и прямо в кофеварку. — Георгий Петрович даже носом потянул. — Тебе не кажется, будто снегом пахнет?

— Откуда в такую рань, август еще? — присаживаясь на камень, усомнился я. — По старому стилю, считай, июль. Хорошо бы сейчас покидать на мушку, жаль удочку не прихватили.

Старшинов посмотрел на меня с недоумением.

— Думаете, в этой мути рыба есть? Вы только представьте себе: здесь, в кубе воды, семьсот семьдесят четыре грамма растворенных грунтов. Какая упругость. А теперь перемножьте на русловое течение.

Перемножили прутиком на песке, получилось — одна целая три сотых на десять в шестой степени тонн! Ого-го, стометровая плотина через Колыму!

— Да-а, какая уж тут рыба.

— Ты знаешь, Дюжев, когда я смотрю на реку, то чувствую себя виноватым, что ли. У тебя не бывает так?

— Нет, а что так?

— Трудно сказать. Будто всю жизнь не то делал, что надо, или делал да не доделал…

— Страшна смерть, а жалуемся на жизнь, — стараюсь попасть в тон.

— Возможно, возможно, ты и прав, но я совершенно по другой причине. — Глаза у Георгия Петровича на минуту стали невидящими, видно, ушел во что-то свое, сокровенное. — По моему убеждению, главный инженер проекта должен быть и главным инженером стройки, — вернулся вдруг Старшинов к давнему спору.

— С такими рассуждениями, чего доброго, еще и нашего главного заменят.

— А он бы в замы пошел. Речь не о том, я в принципе. К такому выводу я пришел, если хотите, не сегодня и не вчера, — переходя вдруг на «вы», с несвойственной ему горячностью продолжил он. — Эта мысль пришла еще на Вилюйской. Как тебе это лучше объяснить. Одно дело умно запроектировать, рассчитать на бумаге и совсем другое — построить по этим умным чертежам сложнейшее гидротехническое сооружение, вот это уже, как говорится, ягодки, в итоге же — это звенья одной цепи, и разрывать их нежелательно. Вы не представляете, какую практическую выгоду для общего дела можно извлечь из такой совмещенности! Все изменения, новые идеи внедрялись бы по ходу дела, на месте, без оттяжек и проволочек. Отпала бы нужда во многих организациях — практически ненужных. К слову, авторский надзор. Сократились бы различные инстанции соглашений и так далее. А сколько раз в году приходятся ездить через всю страну? Наш ведь главный довольно долго просиживает в Ленинграде. Проектная организация, ну, ты сам представляешь, чем она занимается. Не подумай только, что сидят в теплом местечко бездельники и бюрократы. Нет, это увлеченные, творческие люди, я бы сказал, одержимые. Но проектировщик имеет дело, если можно так выразиться, с неодушевленным предметом, а строитель — с жизнью непосредственно, со стихиями вплотную. У всех рек мира свой нрав, характер, своя родословная. Представь, даже вода в одной и той же реке разная.

— А как вы думаете, там, наверху, учитывают это?

— Безусловно. Только я ведь не об учете, а об исполнения. — Георгий Петрович разминает затекшие ноги, а я сижу и смотрю на реку.

Неподалеку на берегу, словно девушки на пляже, лежат две лодки дирекции: одна тоненькая, прогонистая — ходить на шесту, другая пошире в корме — под невод. У лодок возились, готовились, как видно, с ночевкой на рыбалку работники дирекции. С ними был и наш куратор. И у меня сразу всплыл в памяти давнишний вопрос.

— Скажите, Георгий Петрович, как вы смотрите, нужна ли дирекция в начале строительства, не лишняя ли эта организация?

Старшинов разжал кулак, и с его ладони стартовала пестрая божья коровка.

— Весь вопрос в том, кто хозяин сметы, распорядитель кредитов. Я считаю, что тот, кто отвечает за стройку, тот и должен быть полновластным хозяином. Строителям, в конечном счете, лучше знать, на чем перерасходовать, на чем сэкономить. Я думаю, что дирекция ГЭС на первой стадии стройки не нужна. По сути директор не решает вопросы, он лишь констатирует факты. Он, как заказчик, должен бы поставлять стройке оборудование, иметь транспорт, склады, базу консервации. Ничего этого дирекции не имеет.