— Подобрал? — переспросил меня полицейский с подозрением. Мне даже показалось, что меньше подозрения вызвало бы, скажи я, что украл кота из зоомагазина.

— Думал, что кот нуждается в помощи, сэр, — объяснил я нервно. — Потом понял, что обычная кошка, которых бегает по Нью-Йорку тысячи.

Мой доверительный тон вызвал у полицейского раздражение.

— Вздумал отвечать? — подступил он ко мне на шаг ближе. Я видел, что его раздражает именно мой вежливый тон.

— Слушай, если ты будешь и дальше продолжать разговаривать с нами в таком тоне… — сердито нагнулся ко мне он.

— В каком?

— Ну все! — разозлился полицейский. — Положи обе руки на капот машины!

Пока они меня обыскивали, ни один из них не сказал ни слова о траве, которую у меня забрали.

Чувствуя руки копа, проверяющего мои карманы, я вдруг вспомнил концерт «Паблик Энеми», который видел сегодня в магазине видеофильмов. Я тоже разозлился.

— Вы слышали, что по статистике в Америке нет ни одного черного мужчины в возрасте от двадцати до сорока, которого хотя бы раз не остановили потому, что он черный? — стал я обличать полицию.

— К чему ты клонишь? — ощерился один, продолжая меня обыскивать.

— К тому, что это правда. Айс Кьюб в песне NWA говорит, что полиция арестовывает черных, потому что те черные, — разве не правда?

Лицо полицейского сделалось острым, будто ситуация приняла более опасный оборот.

— Садитесь в машину, — произнес он уже другим голосом. Положил руку на кобуру пистолета и бросил молниеносный взгляд на напарника, как бы проверяя, на месте ли.

В машине они опять меня обыскали. Из моих карманов извлекли много вещей, о существовании которых я и сам не догадывался. К примеру, окурок косяка, который у меня каким-то образом сохранился еще со времен Англии, Брайтона.

— Надо же, — пренебрежительно хмыкнул коп, рассматривая окурок. — Почему такой тонкий? — недовольно спросил он меня, будто видел криминал и в этом.

— Так их скручивают в Англии, сэр, — попытался пояснить я ему. — Они у них всегда тонкие.

Коп долго не мог понять, в чем дело. Наконец, когда выяснил, что окурок, лежавший в куртке, находится там еще со времен в Англии и перелетел вместе со мной через океан, то опять разозлился.

Потом, к моему удивлению, они наткнулись в куртке на бумажку с телефонным номером девушки, которую я знал в Англии.

— Что за Лили? — недоверчиво хмыкнул коп. — Тут даже не нью-йоркский код…

— Не Лили, а Лилу. Девушка из Лондона. Думал, что потерял ее номер. Никак не мог его найти, а вот теперь нашел! То есть вы мне его нашли…

— Слушай, ты на чем? — внезапно оживился коп. — На каких наркотиках? За все время, пока мы с тобой разговариваем, ты совершенно неадекватен. Все время городишь полную чушь.

— Вы нашли мне этот телефон только сейчас, — попробовал я со второго раза. — Думал, я этот телефон потерял с концами, но вы мне его…

Полицейский нетерпеливо прервал меня, подняв руку вверх, и вопросительно посмотрел на напарника.

— В участок, — с абсолютной уверенностью отчеканил тот.

Перед тем как поехать, они еще раз порылись в моих карманах и даже проверили подкладку куртки. Из дырки на подкладке рукава полицейский вынул скомканную фольгу от жвачки.

— Все понятно, — многозначительно сказал он фольге.

Это меня задело, я опять вспомнил то, что Айс Кьюб говорил о жестокости полицейских в своей «Фак да Полис», и мысли об этом высказал вслух. Коп, который был черным, смеялся дольше белого.

— Айс Кьюб уже, наверное, забыл путь обратно в Комптон благодаря белым ребятам вроде тебя и их деньгам, — беззлобно улыбнулся он мне, отсмеявшись.

В полиции копы взяли мои данные. Потом запустили в камеру, где уже сидел огромный негр. Я попробовал отнестись к нему как к брату по несчастью.

— Притесняете людей вроде нас! — крикнул в пустой коридор и покосился на сокамерника.

Полицейский, которому адресовался мой гнев, дружелюбно на меня взглянул.

— Рискни, скажи ему, что мы его арестовали, потому что он черный, — он показал на моего соседа.

Даже я догадался, что делать это не следует. Не потому, что бестактно. Просто к такому с такими заявлениями лучше было не обращаться.

Мой сокамерник сидел в шлепанцах, на нем была бельевая майка, из которой свисали мускулистые татуированные руки. Я кивнул ему, всем видом передавая свое возмущение. Он пренебрежительно отвернулся. Он производил впечатление парня, который здесь прохлаждается или на отдыхе. Или просто пережидает. С полицейскими общался, как со старыми знакомыми, друг друга называли по имени.