— Видишь, Лени, совсем не хочет с нами сотрудничать.

— Сэр, вы же прекрасно видите, я не представляю собой никакой опасности, — начал канючить я. — Зачем вам со мной возиться? Вы же лучше меня знаете, что если вы меня выпустите, я никого не убью и не обокраду.

— Мы не можем тебя отпустить, пока кто-нибудь не явится сюда лично и не засвидетельствует, что у тебя есть право легально находиться в этой стране.

— Сэр, — протянул я полицейскому бумажку с телефонным номером Полины, который она дала мне перед тем, как я уходил: как я думал, навсегда. — Позвоните этой девушке. Она сразу придет, я точно знаю!

Коп скептически вертел в руках бумажку с телефоном.

— Какие-то иностранные буквы, — поморщился он, словно бумажка плохо пахла. — Ты уверен, что это не телефон той девушки в Лондоне, которой ты никак не соберешься позвонить? — Помолчал. — Ладно. — И принялся набирать номер. — Как ее зовут? — он отнял трубку от уха, из которой уже слышались гудки.

— Полина Кивелиди.

— Алло, мисс Полина Кивелиди? — среагировал он на голос на том конце. — Вас беспокоит офицер Уилкок. В нашем участке находится задержанный, который утверждает, что знает вас. Как его зовут?.. Как тебя зовут?

Я назвал свое имя.

— Его зовут Михаил Найман. Он говорит, что вы можете подтвердить его легальное право находиться в этой стране… Нет, боюсь, вам для этого надо явиться сюда лично, мисс Кивелиди… Наш адрес: Лафайет стрит, сорок… — начал он диктовать, но замолчал. — Она хочет говорить с тобой, — протянул мне трубку.

— Миша, это ты? — услышал я взволнованный голос.

— Полина, — сказал я после паузы. — Видишь, что со мной приключилось, арестовали…

— Я скоро буду…

Войдя, она сразу ринулась к служебному столу, даже не посмотрев в мою сторону. Я наблюдал за ней и не мог поверить, что она пришла за мной, — это была нью-йоркская девушка, которые во множестве бродят по улицам и, пройдя мимо, заставляют тебя обернуться вслед, чтобы признать, что Нью-Йорк все-таки отличный город.

— Где я должна подписать? — деловито спросила она.

— Здесь, мисс, — подставил ей полицейский раскрытую книгу.

Полина стояла, облокотившись на служебный стол, и торопилась покончить со всем этим как можно скорее. А я, что называется, поплыл. На меня накатило расслабление, оно же блаженство, какое бывает, когда понимаешь, что все позади.

— Нам надо еще, чтобы вы поставили подпись, что ручаетесь за пребывание этого молодого человека в нашей стране, мисс, — донесся до меня голос полицейского, который смотрел на Полину масляными глазами.

— И еще вы должны забрать вещи молодого человека, — вежливо обратился к ней полицейский, прекрасно поняв, что дело следует иметь только с ней.

Полина не глядя смахнула мое барахло со стола к себе в сумку и впервые посмотрела на меня. Я встал и потянулся — как всякий, кто знает, что его ждет комфорт и уют квартиры, где можно чувствовать себя дома.

— Это от такой женщины ты собирался уйти? — посмотрел на меня коп, видимо, вспомнив мой рассказ о том, как я здесь оказался. — За такой девушкой я отправился бы пешком в Калифорнию.

Мы вышли на улицу, я вдохнул вечерний воздух, мне хотелось прильнуть к Полининой руке, как я делал с рукой мамы в детстве.

* * *

Я въехал к ней через два дня. Мы были уверены, что влюблены. Время проводили прекрасно. Весь день в постели, а ночью выезжали в город. Болтались по самым крутым клубам, часто заходили в ресторан, где сидели с Парти. Брали такси и ехали из клуба в клуб, из бара в бар. Возвращались часов в пять утра.

Она купила мне новую одежду. Она вообще уделяла много внимания одежде.

— Если ты вернешься обратно в Англию, я прилечу к тебе и выйду из самолета, вся бледная, в черных очках и черном длинном плаще, — говорила она и показывала, как будет выглядеть. Вид у нее при этом был траурный, скорбящий, словно она прилетала не на встречу со мной, а на мои похороны. У нее так хорошо и убедительно получалось, что я верил, что то, что у нас с ней, навсегда.

Она нашла мне работу. Сделала это с поразительной легкостью. Где она была в начале моего пребывания в Нью-Йорке? Она просто зашла в галерею в Сохо, поставила меня рядом с собой, сказала, что этому молодому человеку нужна работа, и я ее сразу получил. Платили мне хорошо. Все, что мне надо было делать — это сидеть внутри у входа и выглядеть так же красиво, как все те замечательные и изысканные существа, которые туда заходили.

Часто у нас появлялись такие же невыразимо прекрасные, как Полина, люди. Они пили шампанское, смотрели на нас искусственным взглядом и говорили, как ей повезло со мной и как мне повезло с ней. Малик тоже говорил, что я не представляю, как мне подфартило.

С Маликом я практически перестал общаться. Звонил ему только для того, чтобы узнать свой же новый телефон, который никак не мог запомнить, чем вызывал его нешуточное раздражение. Он периодически требовал, чтоб я приехал и забрал свое шмотье, потому что оно заполонило его квартиру, но я никак не мог собраться.