«Эта масса, она – живой материал!» – проникает в сознание Станицкого помимо воли последнего. Вернее, она обладает всеми свойствами живого, кроме одного, самого главного, – жизни. Масса – материя без каких-либо чувств, всё равно что земной камень, однако она умеет двигаться, размножаться… и превращать в себя других! Она – мёртвое движение, жизнь без жизни, живая смерть. Мёртвородящее.

Под её воздействием горячая и хладная плоть разумных и неразумных существ станции становится металлом, пластиком и деревом, светом и тьмой, космосом и воздухом. А те – обращаются людьми и животными, трубами и проводами, лазерными пушками и сложнейшими механическими системами. Это – воплощённое сумасшествие, но ещё на порядок выше. Безумие-в-себе. В квадрате!..

...Станицкий задрожал, задёргался. Масса позволила ему упасть на колени и завалиться набок.

Корабль изнутри и снаружи претерпевал наиболее неизъяснимые и неописуемые из когда-либо творившихся с ним и его обитателями метаморфоз.

«Зачем... я... тебе? – чувствуя, что масса объединяется с ним, но не до конца, что она видит и слышит, и ощущает его насквозь, что ей доступны его мысли, выдавил из спутанных мыслей погружённый в полузабытье Станицкий. – У тебя... уже есть... «Вавилон». Зачем... тебе... я?»

Ответ пришёл не сразу: массе некуда торопиться. А когда она всё-таки ответила, это расставило по местам последние кусочки паззла, внеразумной, внесистемной, внеживой и внемёртвой головоломки.

«Мне нужен хороший капитан и достоверный посланец».

«Достоверный!» Это слово привело Станицкого в поистине беспредельный ужас. Достоверный! Тот, кому верят!..

Впрочем, масса-хозяин тут же погасила недозволенные, лишние чувства и посылы индивидуальности. Спустя миг Станицкий, безразличный к чему бы то ни было, превратившийся в часть инопланетной праматери, в иномирного праотца, а может, наоборот, вернув себе истинные облик и сущность, продолжил движение к цели.

Планета, где родилась масса-повелительница, не была её родной. И немедленно требовался новый галактический шар-носитель, поскольку тот выжат до капли.

У станции появились впечатляющего размера сопла, попросту взялись из ниоткуда – точнее из материи и воли губки-вируса. Станция-корабль стартовал. Станицкий регулировал процесс, масса производила необходимые перемены.

Космос знал тайну.

Тогда как там, на мониторах следящих, – по-прежнему гудящий, галдящий, обычный и знакомый «Вавилон – 15». Где всё на местах, где всё как надо и как было.

Космос ждал своего часа. Он знал.

А Земле ещё только предстояло узнать.

МИСТИКА

Дмитрий Палеолог

Темная проводница

Поезд выскочил из стылой ночной мглы совершенно внезапно. Протяжно проскрипев тормозами, погасил скорость и замер у перрона.

Я с удивлением посмотрел на часы – по расписанию оставалось еще тринадцать минут, и никаких объявлений о досрочном прибытии не было. Пожав плечами и внутренне радуясь такому странному обстоятельству – находиться лишнее время на промозглом осеннем ветру не было никакого желания – я шагнул к открывшимся дверям вагона.

Проводница, совсем молодая девушка, бросила холодный пристальный взгляд, словно искала во мне что-то знакомое.

Я с удивлением отметил про себя – на ней была черная униформа.

Это невольно резануло глаза. Проводники поездов дальнего следования, насколько я знал, носили темно-синюю униформу, со стилизованной эмблемой на нагрудном кармане или аналогичным значком.

А здесь…

Я нервно сглотнул и совершенно неожиданно почувствовал себя очень неуютно. Черный наряд, ладно сидевший на стройной фигуре девушки, показался мне сшитым из атласной материи – той самой, из которой делают костюмы для умерших.

Невольно всплывшая аналогия оказалось столь необычной и пугающей, что я замер перед тамбуром – желание шагнуть внутрь пропало совершенно.

Проводница испытующе посмотрела мне в лицо колючим пронзительным взглядом, словно с интересом ждала, сделаю ли я шаг.

Внутренне подобравшись, я протянул билет, но она даже не взглянула на него:

– Позже! – девушка махнула рукой.

В вагоне было тепло, и царил сумрак, разгоняемый лишь слабым светом ламп дежурного освещения. Щурясь в полутьме, я отыскал свое место – нижняя боковая полка.

Путь предстоял недолгий – всего шесть с половиной часов. Сняв куртку, положил ее ближе к стене, спортивную сумку бросил в изголовье. С удовольствием вытянувшись на тесном лежаке, закрыл глаза – ночные поездки поневоле выматывают.

Поезд тронулся незаметно. Перестук колес убаюкивал, погружал в странное состояние полуяви-полусна. Наступила тишина, поезд мчался через стылую осеннюю мглу, размеренное мелькание дорожных фонарей озаряло вагон короткими, желтыми вспышками.

…В какой момент все изменилось, я не заметил. Вдруг стало холодно – до ледяного озноба, словно температура упала намного ниже нуля.