Шрифт:
Как часто мы прячем от себя именно то, что нужно оставить на поверхности, над чем следует подумать! Как часто убираем с глаз подальше то, на что не хочется смотреть! Нам намного приятнее окунуться в сладкие грезы. Все хорошо, все в порядке, все под контролем… Хотя глупо ведь не обращать внимания на занозу в пальце. Если ее не вытащить вовремя, она загноится и напомнит о себе, когда ты не будешь к этому готов.
Володя свою занозу предпочел игнорировать. Он не хотел думать о том, что причиняло боль или волновало сердце. Он хотел жить легко, не обременяя себя ничем. Ведь жизнь так коротка!
Дети уверены, что если спрятаться с головой под одеяло, то воображаемое чудовище их не заметит. А их родители считают, что проблемы не существует, если делать вид, что не знаешь о ней. Ну и стоит ли тогда набираться жизненного опыта?
Кроме адреса тетки, где когда-то жил Глеб, у Володи не было других координат, поэтому он направился именно туда. Он зашел в подъезд, где не был пятнадцать лет, и картинка перед глазами поплыла – такое с ним иногда случалось от запахов, вызвавших сильные эмоции. С этим подъездом у Володи было связано множество воспоминаний: сигареты, дружеские откровения, вино из горлышка и, конечно же, первая любовь. Он прикоснулся к батарее, выкрашенной синей краской. Казалось, ее не обновляли с тех пор. Володя попытался нащупать под слоем новой штукатурки надписи, когда-то выцарапанные ключами. Не получилось. Это ведь все равно что надеяться увидеть в зеркале себя молодого, пышноволосого, ясноглазого. Что было, то прошло, а что прошло, то не повторится. Нельзя войти в одну реку дважды.
Грустно усмехнувшись, он присел на батарею, как в былые дни. Внезапно нахлынули воспоминания, много лет спавшие в отдаленных уголках сознания. От странного чувства в груди хотелось то плакать, то смеяться. Казалось, вершитель человеческих судеб привел его сюда, чтобы он мог что-то исправить. Или чтобы показать, что Володя упустил.
Дверь распахнулась, и в подъезд ворвались мальчишки. Они не заметили человека, сидящего на батарее, и шумной гурьбой, словно стайка воробьев, пронеслись наверх, болтая о чем-то своем. Когда гомон стих, Володя, справившись с ностальгией и неожиданным комом в горле, встал и, чуть задержавшись на первом этаже, словно не решаясь переступить некую незримую черту, поплелся вверх. С каждой ступенькой он приближался к разговору, к которому, похоже, все еще не был готов. Оказавшись на нужном этаже, он замер перед дверью, не осмеливаясь надавить на кнопку звонка.
Размышления Володи были прерваны щелчком замка. Если бы в открывшейся двери он не увидел тетю Таню, то, скорее всего, так и не решился бы позвонить, но теперь отступать было поздно. Да и некуда.
Не придумав ничего лучше, Володя откашлялся в кулак. Получилось несолидно, слишком тонко и как-то виновато.
Тетя Таня прищурилась и после секундного замешательства удивленно произнесла:
– Володя?
Он почувствовал себя как школьник, застигнутый с отцовскими сигаретами, и только развел руками, не в силах сказать хоть что-то в ответ.
– Вот так сюрприз! Не думала, что когда-нибудь увижу тебя снова. – Тетя Таня отступила, пропуская его в дом. – Что ж, проходи, гостем будешь. Мне пора на работу, а Глеб дома, на больничном.
– Спасибо, – выдавил из себя Володя.
И, если бы хозяйка легонько не подтолкнула его, мог бы броситься наутек.
– Заходи, заходи, не бойся, никто тебя не съест. – Словно прочитав его мысли, тетя Таня усмехнулась. – В волосах уже седина пробивается, а как дети, ей-богу!
– Спасибо, – повторил Володя.
– Да не за что, не за что.
Она, бодро стуча каблуками по ступенькам, побежала вниз. Собравшись с духом, Володя вошел в квартиру, где еще острее ощутил связь с прошлым. Не только запах, но и обстановка в прихожей остались прежними. Он прошел в комнату и увидел друга юности. Глеб полулежал на диване спиной к нему, опершись на подушку, и смотрел телевизор.
На экране бегал длинноволосый рокер, сжимающий в руках микрофонную стойку. Гитаристы размахивали инструментами так неистово, словно это были мечи. Ударник, видимо, решил разнести свою установку в щепки, потому что работал барабанными палочками с такой скоростью, что их не было видно. Звук был приглушен, поэтому исполнители выглядели глуповато, тем более что все они были не первой молодости и без громкой музыки напоминали компанию обколотых, обкуренных или просто пьяных дядек в тесноватых нарядах. Володя понятия не имел, о чем они пели. Ему было не до того.
– Привет, – произнес он внезапно севшим голосом.
Глеб повернулся. Его глаза недоуменно округлились.
– Ты?
– Как видишь.
Глеб щелкнул пультом, выключая телевизор. Наступившая тишина была густой и плотной, как молочный кисель. Казалось, и на улице все смолкли. Не было слышно ничего, кроме дыхания двух мужчин. Напряжение стало таким сильным, что еще немного – и послышался бы треск от разряда электричества.
Володя не выдержал первым:
– Я не знал, что ты на больничном. Иначе обязательно принес бы что-нибудь. – Володя развел руками. – Неудобно получилось, что с пустыми руками.
– Спасибо, мне ничего не нужно, – сухо ответил Глеб.
Володя подошел ближе.
– У тебя повязка на груди. Что случилось?
– Да так, ничего серьезного.
Снова повисла пауза, которую на этот раз прервал Глеб:
– Сдается мне, ты не просто так пришел. Верно?
Володя почувствовал, как вспыхнули щеки. И уши.
– Верно, – признался он.
– Садись и рассказывай. – Глеб указал на стул в углу комнаты. – Если ты не против, я останусь лежать.
– Конечно. – Володя неуклюже, с грохотом поставил стул рядом с диваном. – Я не займу у тебя много времени. – Поймав на себе изучающий взгляд Глеба, он смутился: – Что, сильно изменился?