Шрифт:
Казаки, словно обрадовавшись этому, взяли шашки наголо — приветствовали почётного гостя, однако в ответ на это лицо у Керенского посерело испуганно, он сделался ниже ростом, ужался, что-то пропищал слабым детским голоском и проворно, вызвав удивление в лохматых казачьих головах, прыгнул назад в автомобиль. Керенский посчитал, что его решили арестовать.
Восемнадцатого июня наступление всё же началось. Это было последнее наступление наших войск на Германском фронте. Участок, в который прорвались две русские армии — Седьмая и Одиннадцатая, был узким — шестьдесят вёрст. В плен взяли триста офицеров и восемнадцать тысяч солдат, захватили также двадцать пять орудий.
Через сутки был отдан приказ наступать и Восьмой армии, которой командовал Корнилов.
За несколько часов до сигнала атаки произошло ЧП — два полка отказались выходить на исходные позиции. Корнилов с силой грохнул палкой по полу:
— Чьё это решение?
— Председателей полковых комитетов.
— Арестовать негодяев!
Такая постановка вопроса была опасной. Солдаты подчинились командующему армией, хотя преимущество, появившееся с победным броском Седьмой и Одиннадцатой армий, было потеряно. Тем не менее трескучей тёмной ночью, полной звёзд и всполохов, боевое охранение немцев было сбито, и армия Корнилова стремительно пересекла долину реки Быстрицы, походя взяв в плен триста полоротых, не успевших проснуться австрийцев, и вышла к реке Певетче. Здесь завязался тяжёлый бой.
Немцы были разбиты. Наголову разбиты. Капитан Неженцев со своим ударным отрядом отбросил их штыками на семь километров — любители копчёных сарделек с тушёной капустой покатились на запад, словно колобки, хорошо смазанные салом. В плен попали сто тридцать офицеров и семь тысяч солдат. Сорок восемь немецких орудий также очутились в наших руках.
Следом была целиком разгромлена 15-я австро-венгерская пехотная дивизия — она потеряла девять десятых своего состава, более девяноста процентов, а также все орудия, все до единого. Керенский ликовал, ходил гордый, с выпяченной грудью и большим красным бантом, пришпиленным к френчу.
— Вот что значит новая революционная армия! — кричал он фальцетом, словно ему не хватало воздуха. — Вот что значит умение объясняться с солдатами! Нужно только подобрать доходчивые слова, убедить их, и тогда они свернут горы.
Но русские солдаты воевать не хотели. Особенно после общения с Керенским. Они не видели смысла проливать свою кровь за таких людей, как Керенский.
Наступление угасло.
Двадцать седьмого июля Керенский подписал «Приказ по армии и флоту» — теперь это называлось так — о присвоении Корнилову звания генерала от инфантерии. Это означало, что Лавр Георгиевич достиг высшего звания в русской армии той поры — выше не было — и стал полным генералом.
Немцы тем временем перебросили на Восточный фронт около десятка дивизий с Западного фронта, из Франции, вывели несколько дивизий из резерва, в результате образовался мощный кулак — и ударили этим кулаком по самому слабому месту — по корпусу генерала Эрдели [46] , входившему в состав Одиннадцатой армии.
Корпус, который ещё совсем недавно успешно наступал, не выдержал и побежал.
Бежали солдаты галопом, на бегу азартно вскрикивали:
— Так до самого Петрограда дотелепаем, там долбанём по буржуям. Бей буржуев! — Словно эти «буржуи» были виноваты в том, что немцам удалось собрать мощный кулак и врезать по русскому фронту так, что искры несколько суток сыпались из солдатских глаз.
46
Эрдели Иван Георгиевич (1870-1939) — генерал от кавалерии. Участвовал в выступлении Корнилова. Представитель Добровольческой армии при Кубанском правительстве. Участник Ледяного похода, командир отдельной конной бригады, 1-й конной дивизии, с апреля 1919 г. — главноначальствующий и командующий войсками Терско-Дагестанского края (Северного Кавказа), до марта 1920 г. — начальник Владикавказского отряда. После эвакуации возвратился в Крым в Русскую Армию. Эмигрировал во Францию.
В Петрограде начались беспорядки. Керенский ответил на них своеобразно — снял генерала Гурко с должности командующего фронтом.
На освободившееся место назначил Корнилова.
Корнилов, понимая, что нужны решительные меры — без них армию не спасти, — потребовал от Временного правительства возобновления смертной казни на фронте.
В это время в армии появились комиссары — люди в основном штатские, но с горящими глазами, увлечённые революционными идеями. Комиссары были направлены в роты, батальоны, полки, дивизии... Комиссаром фронта, которым командовал Корнилов, стал знаменитый Борис Савинков [47] — лысоватый, насмешливый, умный, решительный до резкости.
47
«...знаменитый Борис Савинков» — один из лидеров партии эсеров и руководителей её боевой организации Борис Викторович Савинков (1879-1925) летом 1917 г. — был комиссаром Временного правительства, помощником военного министра (Керенского).
Савинков поддержал командующего фронтом.
— Если солдата, бегущего с вытаращенными от страха глазами, не остановить, он будет бежать до самого Томска, — сказал Савинков. — Если мародёра не угостить пулей, впечатав её в лоб, как кастовое пятно у индийской красавицы, он не только своего раненого товарища ограбит — обдерёт как липку целую армию. Один, в одиночку... Даже фронт раздеть может.
Скрепя сердце, подёргивая раздражённо ртом, Керенский согласился на смертную казнь. Получив по аппарату Бодо разрешение на крайние меры, Корнилов вызвал к себе начальника штаба:
— Мародёров расстреливать на месте! Без всякого суда. Трупы вывешивать на деревьях. Как бельё. Чтобы лучше было видно. Естественно, с надписью, за что расстрелян. Дезертиров, ошивающихся в тылу, также ставить к стенке. Разложение армии началось именно с них — с мародёров и дезертиров.
Вскоре Савинков покинул фронт, получил новое назначение — стал военным министром. Понимая, что его авторитет в армии — нулевой, меньше, чем у «главноуговаривающего», что нужно привлечь на свою сторону опытных военных и их авторитетом, с их помощью давить не только неповинующиеся части, но и давить самого Керенского, Борис Викторович постарался заручиться поддержкой Корнилова.