Шрифт:
В Урумчи имелось генконсульство, проживала большая русская колония — без малого триста человек, имелся также взвод охраны в количестве тридцати шести штыков. Взвод демонстративно совершал мелкие манёвры, на которых ходил с песнями, лихо печатая шаг и примкнув к винтовкам штыки — делал это специально, чтобы местные китайцы знали, кого надо бояться, а заодно понимали и другое — к кому можно обращаться в случае опасности.
Русские, кстати, не единожды защищали китайцев, когда их собирались уничтожить монголы.
По субботам в русской колонии топили баню. После бани как обязательное мероприятие устраивали козловую охоту. Не было ещё случая, чтобы солдаты возвращались с охоты без трофеев. Всё добытое шло в общий котёл.
Солдаты охраняли не только консульство и консула, но и всех русских, находящихся в городе. Большинству солдат такая служба нравилась.
Корнилов провёл в Урумчи несколько дней и двинулся дальше. Следующую остановку он сделал в Илийском округе, в Сундуне — будущей столице атаманов Дутова [22] и Анненкова.
22
Дутов Александр Ильич (1879-1921) — с октября 1917 г. войсковой атаман Оренбургского казачьего войска. В ноябре 1917 — апреле 1918 г. на Южном Урале возглавил выступление против советской власти, с октября 1918 г. — генерал-лейтенант, командующий Оренбургской отдельной армией. Возглавлял гражданское управление Семиреченского края. С марта 1920 г. — в Китае. Дутов был смертельно ранен (по версиям при попытке похищения сотрудниками ЧК) в конце января 1921 г.
Дутов нашёл в этих местах свой конец: генерал-лейтенант был застрелен сотрудником собственного штаба, нервным молодым человеком в чине штабс-капитана. Атаман этому человеку, фамилия которого была Чернышев, очень доверял. Впоследствии штабс-капитан смог переехать в Ташкент, там угодил в психиатрическую больницу, где покончил с собой. Но это не имело никакого отношения к поездке полковника Корнилова по Великому шёлковому пути.
В середине октября, пятнадцатого числа, Корнилов выехал в Кульджу.
В Кульдже стоял конвойный взвод 1-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеева полка, которым командовал Анненков. Тот самый Анненков (лёгок на помине), потомок декабриста и будущий атаман... В полку этом служил ещё один герой Гражданской войны — будущий атаман Кубанского казачьего войска Краснов [23] . Но к делу это отношения не имеет, это для сведения. Что же касается Анненкова, то он через год после встречи с Корниловым, будучи командиром сотни, позволил себе нарушить государственную границу.
23
«...будущий атаман... Краснов» — Краснов Пётр Николаевич (1869-1947) — генерал-лейтенант. В октябре 1917 г. командовал войсками, направленными Керенским на Петроград. В 1918 г. — атаман Войска Донского, создал белогвардейскую казачью армию. В 1919 г. эмигрировал в Германию. Во время Второй мировой войны помогал немецкому командованию формировать части из эмигрантов. Казнён по приговору Верховного суда СССР.
Произошло это так: сотня шла вдоль границы и увидела на противоположной стороне китайский пост. В глинобитном утлом помещении поста находился всего один человек — китаец в старом халате, перевязанном пеньковой верёвкой. Недолго думая, Анненков вместе с сотней перемахнул через мосток и очутился за кордоном. Хоть и наряжен китаец был в рваный халат, а вооружён превосходно. На стене висела винтовка Маузера. Анненкову захотелось пострелять из этой винтовки, он сдёрнул её с гвоздя, зарядил и в следующий миг метким выстрелом сшиб ворону, летевшую вдоль границы, воскликнул восхищённо: «Игрушка, а не винтовка!» — и ускакал на свою сторону. Следом за командиром ускакала и лихая сотня.
Скандал получился на славу, разбирались с ним два министерства иностранных дел, России и Китая, дипломаты вынуждены были обменяться несколькими нотами, тем и обошлись. Сотник же Анненков как удивлял знающих его людей, так и продолжал удивлять. Это было в характере будущего атамана.
Из Кульджи Корнилов выехал в Аксу — это пять дней пути и четыреста трудных вёрст, затем повернул в Кашгар, в котором не был уже десять с лишним лет, и там неожиданно для себя ощутил некую острую печаль, узнав, что Петровский несколько лет назад скончался, а достойную замену ему так и не нашли. Противостояние же с англичанами продолжалось — правда, на более мелком уровне.
Нестареющий британский консул Макартни по-прежнему находился на своём посту и, узнав, что в Кашгар прибыл русский полковник, попортивший ему столько крови, поспешил появиться в русском консульстве — ему интересно было посмотреть на человека, с которым он вёл хитрые и тонкие игры десять лет назад.
Корнилов на него произвёл впечатление — небольшой, ладный, с загорелым до глянцевой коричневы лицом и обветренными губами, он объяснялся на чистом, не испорченном «китаизмами», английском языке, каким в Лондоне объясняются, наверное, только лорды. Чёрные глаза полковника были насмешливы.
— Однако, — не выдержав, крякнул английский консул и сел с русским полковником пить чай.
Макартни очень интересовало мнение Корнилова о китайской армии, о нынешнем вооружении её и о перестройке, которую предпринял Цзай Тао. Полковник обстоятельно отвечал, Макартни беззвучно отхлёбывал из большой чашки чай, заправленный топлёным молоком, и изучающе поглядывал на Корнилова. Тот видел своего собеседника, что называется, насквозь, и на колючесть, прочно поселившуюся во взоре англичанина, внимания не обращал. Полковник, так же как и консул, пил чай с молоком, неспешно откусывал от куска сахара крохотные дольки, перекатывал их во рту, насмешливо щурился.