Шрифт:
Главную опасность представляли хунхузы: не было недели, чтобы они не совершили налёта на какую-нибудь станцию или удалённый посёлок. Ножи и пистолеты хунхузы пускали в ход не задумываясь — сопротивления они не любили и всякую попытку воспротивиться пресекали жестоко.
От налётов хунхузов голова болела не только у Мартынова, но и у самого генерал-лейтенанта Хорвата [24] , управляющего КВЖД. Кстати, по имени управляющего всю территорию отчуждения дороги называли Хорватией, этакой отдельной страной.
24
Хорват Дмитрий Леонидович (1858-1837) — генерал-лейтенант, управляющий и глава военной администрации КВЖД. После октября 1917 г. был в белых войсках Восточного фронта. 10 июля — 14 ноября 1918 г. возглавлял «Деловой кабинет» в Харбине и Владивостоке. Временный верховный правитель России. 28 октября — 18 августа 1919 г. — Верховный уполномоченный Всероссийского правительства на Дальнем Востоке. 11 мая — 18 июля 1919 г. — командующий войсками Приамурского военного округа. Эмигрировал в Китай.
Подчинённые едва ли не каждый день сообщали об этом генералу:
— Дмитрий Леонидович, знаете, как в народе величают подведомственные вам земли?
— Как?
— Хорватией.
Поначалу Хорвату это нравилось, потом надоело, и однажды он рявкнул во всё своё генеральское горло — так, что седая, хорошо расчёсанная лопата его роскошной бороды разом превратилась в кучу лохмотьев, схожих с несколькими пучками небрежно надерганной пакли:
— Перестаньте!
С этого момента регулярные доклады управляющему о «стране Хорватии» прекратились.
Первым делом Корнилов познакомился со штабным журналом, где фиксировались все происшествия от станции Маньчжурия до Пограничной, от Куанчэнзы до столицы «Хорватии» Харбина.
Происшествий этих было зарегистрировано не менее двух тысяч, и все они походили друг на друга, словно действующие лица работали по одному сценарию.
Снежной ноябрьской ночью банда хунхузов напала на фанзу, занимаемую китайскими железнодорожными рабочими, «красные бороды» разбили прикладами винтовок дверь и окна, в поисках денег и еды расколотили несколько ящиков, ранили двух китайцев, забрали вещи, 139 рублей ассигнациями и ушли. Прибывшая группа солдат пограничной стражи ринулась за бандитами в тайгу. Из одиннадцати человек, участвовавших в нападении, пятеро были арестованы.
3 том же месяце, уже в самом конце, банда хунхузов из пятидесяти человек напала на деревню Ляочудя, расположенную в тайге, в восьми километрах от станции Аньдя, захватила нескольких рабочих и угнала их. На помощь была выслана учебная команда Заамурского конного полка. В тайге конники настигли шайку. Двух человек убили, остальные ушли. Освободили шестерых китайцев, доставили их домой, в Ляочудю... Двое солдат из учебной команды были ранены, их увезли в лазарет города Харбина.
И так далее.
Что ни страница журнала, то сообщение о налётах хунхузов, угоне людей, скота, грабежах. Особенно любили «красные бороды» нападать на разных управляющих — у тех всегда имелись деньги для расчётов с временными рабочими. То одному несчастному проломят голову, как это было с инженером из компании Скидельского, то другого — из лесных складов Попова — полоснут топором по ушам и отымут кошелёк с ассигнациями, то навалятся на десятника, командовавшего на станции Вайшахэ рабочими-отсыпщиками. Хунхузы имели среди рабочих своих стукачей-наводчиков, не выпускали «денежные мешки» из поля своего зрения ни на минуту и грабили их, грабили, грабили...
Держались стражники тесно, с местным населением старались дружить, на помощь им приходили обязательно, так же, как и местные, старались откликаться на их просьбы...
В отряде полковника Корнилова оказались и браться Созиновы, Василий и Егор. Василий возмужал, раздался в плечах, обзавёлся рыжей бородкой, на погонах теперь носил лычки младшего урядника, на груди — серебряного Георгия IV степени. Круглые крыжовниковые глаза Василия сияли по-прежнему радостно и готовно.
Корнилов, увидев его, удивился:
— Земляк, а бородка раньше вроде бы тёмная была, не рыжая. И усы были тёмные... А?
Созинов беззаботно рассмеялся:
— Выгорели, ваше высокоблагородие. И усы, и борода. — Созинов сделал шаг в сторону, за ним стоял такой же плечистый крепыш, как и сам Василий, побратавшийся с солнышком, с короткой потной чёлкой, выбивающейся из-под форменной казачьей бескозырки, и зеленовато-наземными круглыми глазами. — Это брат мой, ваше высокоблагородие, — представил его Созинов, — родной. Помните, когда мы были на Тянь-Шане, я вам о нём рассказывал?
Корнилов этого не помнил, но тем не менее наклонил голову:
— Помню.
— Зовут Егором. — Созинов хлопнул брата ладонью по плечу. Голос младшего урядника звенел радостно. — Старшой в нашей семье. А теперь когда отца нет — вдвойне старшой.
Егор Созинов неспешно приложил руку к бескозырке:
— Ваше высокоблагородие!
Корнилов тронул его рукою за плечо.
— Можно без высокоблагородий. Мы — из одной станицы.
Егор снова вскинул ладонь к виску.