Немцы на нем боялись летать. В свое время по договору наши летчики полетали на «мессерах», а немецким — предложили «И-16». Они полетали и признали его очень строгим.

— Все говорили, что из штопора «И-16» всегда выходил легко.

В основном, нормально выходил. Но иногда запаздывал. Переходит в пикирование, а потом, уже с пикирования, выходит...

«Як» на взлете-посадке был проще, чем «И-16». «Як» садился до критических углов атаки крыла. А «И-16» садился все время на критических углах атаки. Чуть-чуть, немножко переберешь, он сразу валился на крыло...

— Когда Вы попали в училище, в какую форму Вас переодели?

Курсантская форма... Солдатское все, только нашивки и петлицы курсантские. Да, и еще «птички».

— А как кормили?

Кормили нормально.

— Когда под Ростов переехали, там как кормили?

Не особо, но тоже нормально. Летный состав нужно кормить, чтобы он в обморок не упал. Вот в Средней Азии плохо кормили.

— А какие были развлечения в училище: концерты,кино?

В Чернигове был дворец культуры, туда в кино водили. Но это было редко.

— В начале войны Вы знали, о том, что наши бомбили Берлин в 1941 году?

В училище в 1941 году курсанты рано вставали, около динамика собирались и слушали передачи. И вот в 1941 году услышал, что «Ил-4» ходили на Берлин. Восприняли хорошо. Нас-то бомбят, а почему мы не можем бомбить?

Правда, «Ил-4» — это ворона, а не самолет. Но добрались, побросали бомбы. А потом немцы Эстонию заняли, и уже недолетали никакие наши самолеты.

— В Средней Азии Вам сменили форму? Например, панамы выдали?

Нет... Их вообще не было во время войны. Они появились уже в послевоенное время.

В Средней Азии, даже кирзовых сапог нам не давали. Ходили в ботинках с обмотками. Потом где-то произошла катастрофа, посчитали, что во время пилотирования обмотка размоталась, в рули попала... Признали, что в самолет в обмотках садиться нельзя. У нас была одна пара сапог, и как летать, то переобуваешься в эти сапоги — ив самолет.

Кормили в основном рисом. Ну и «шрапнель», мы так называли перловку. Мясное — баранина и верблюжатина. Питания не хватало. Иногда, когда были длительные полеты, давали второй завтрак — бутерброды...

В Кызыл-Арвате жили в глиняных казармах, сами их строили. А крыши соломенные...

А на аэродроме Кодж мы жили в летних палатках, это в районе песков Каракумов, у железнодорожной станции Кодж. Там был один колодец на восемнадцать километров. Потом холодать стало, поставили зимние двойные палатки. Сами мастерили печи с длинной трубой, чуть ли не вокруг всей палатки, так что дым выходил уже холодный... Вот, так и жили...

— А хоть кинопередвижки к Вам туда приезжали?

Кино мы там смотрели, может быть пару раз за все время.

Но я помню артистку Шульженко. Я в первый раз смотрел ее выступление там. «Концерт — фронту», по-моему, назывался.

— В районе Кызыл-Арвата, там же толком аэродрома не было...

Вот там аэродромы были по десять-пятнадцать километров. Там, в Туркмении, ничего не росло, такыры были. Это плоская растрескавшаяся земля, километров на десять. Справа у нас горы были, там Иран начинался...

— А солончаки попадались?

Туда мы ходили, дрова заготовлять для кухни. Рано утром, пока еще солнца нет, ходили в пески — саксаул искали, вырывали их и таскали на кухню. А уж потом мы летали, потому что днем в пески не пойдешь, жара сильнейшая, до сорока градусов в тени.

Был один колодец. Глубина пятнадцать метров. Вода — холоднющая.

Потом мы, наверное, с восьми часов примерно, начинали летать, и летали примерно до одиннадцати. Потом полеты прекращались. Наступал период полного затишья, никакого движения, ничего.

Самолеты мы на половину зарывали, в песок. Опасались сильного ветра, особенно ветра, который назывался «афганец».

На «Яках» программа была короткая: взлет-посадка, зона. Ну и немножко полетали строем.

— А по маршруту?

Полетов по маршруту не было, и стрельбы не было — ни по конусу, ни по щитам.

По-моему, ни в одном училище такой подготовки раньше не было.

— Вы за время подготовки, сколько всего вылетов сделали?

Аэродром Плеханове. Конец 1943 года. На заднем плане виден A-20G