Я говорю:

В домах живут поля,

А иногда дремучие леса,

Роса и голубые небеса.

И с высоты седьмого этажа

Деревня, не совсем как госпожа,

Но в то же время вовсе не раба,

Глядит на город. Вот ее судьба!

И, в общем,

Весела-невесела

Судьба такого бывшего села,

Но всё ж земле ее былую тишь

Не возвратишь.

Ночной гудрон

И шелестенье шин…

Законный ход вещей ненарушим,

Хоть и вздыхает, кто его вершит,

Но что ни час,

То явственней шуршит,

Шуршит земля, пшеничный твой венец,

Чьи усики как стрелки на часах.

Конечно,

Всё на свете наконец

Уравновесится, как на весах!

1963

"Я, конечно, тоже недоволен…"{266}

Я, конечно, тоже недоволен

Очень многим и самим собою,

Как бывает человечный воин

Недоволен продолженьем боя,

Тем, что надобно еще сражаться,

А не мира диктовать условья…

Очень тяжело распоряжаться

И своею

И чужою

Кровью.

1963

"Накапливается масса дел…"{267}

Накапливается масса дел.

Они торопят и не ждут,—

Кого обул, кого одел,

Живет в достатке добрый люд.

А помыслами овладел?

Да, овладел. И наконец

Проделал вещь еще одну:

Затронул тайную струну

Так называемых сердец.

Затронул ты ее, задел.

И это не напрасный труд,

И слышно, как сердца поют…

Но есть ли помыслам предел!

1963

Я поднял стихотворную волну{268}

Я поднял стихотворную волну,

Зажег я стихотворную луну

Меж стихотворных облаков

И вот решил: "Теперь возьму засну,

Засну теперь на несколько веков!"

Но я забылся не на сотни лет,

А стихотворный заблистал рассвет,

И не в мою он даже честь вставал,

А величайший наступил расцвет

Всего того, что я предсоздавал.

И будь я даже в сотни раз сильней —

Не мог бы на минуту хоть одну

Пресечь теченье стихотворных дней,

Объявших стихотворную страну!

Великие{269}

О крохотные бюстики великих,

Ни на вершок не сдвинутые с места!

Как благонравен коллективный лик их,—

Из одного как будто слеплен теста.

Как все они старательно учились,

Своим родителям повиновались,

Прилично, не крикливо одевались,—

Вот потому из них и получились

Такие, чтобы ими любовались.

<