Горели дни,

Когда мы жили

Грядущим днем.

1955

"В белый шелк по-летнему одета…"{163}

В белый шелк по-летнему одета,

Полночь настает.

На Садовой

[112]

в переулках где-то

Человек поет.

Слышите! Не рупор, не мембрана

Звуки издает,—

Громогласно, ясно, без обмана

Человек поет.

Он моторов гул перекрывает

И не устает,

И никто его не обрывает —

Пусть себе поет.

Он поет, и отвечает эхом

Каждая стена.

Замолчал и разразился смехом.

Вот тебе и на!

Он хохочет, петь большой любитель,

Тишине грозя.

Это ведь не громкоговоритель,—

Выключить нельзя!

1955

Неподвижность{164}

Неподвижность

Громоздилась,

Точно туча грозовая,

И под нею зародилась

Свистопляска пылевая.

В буревые

Барабаны

Барабанщики забили,

Пылевые ураганы

Пыль над миром заклубили.

И понесся,

И понесся

Вихрь, движение рождая,

На скрипучие колеса

Неподвижность взгромождая.

Но

Немедленно, тотчас же,

Как сама себе преграда,

Навалилась на себя же

Неподвижности громада.

И упала,

Раскололась,

Всё разрушить угрожая,

Но не смяла даже колос

Молодого урожая.

1955

Эхо{165}

Что такое случилось со мною?

Говорю я с тобой одною,

А слова мои почему-то

Повторяются за стеною,

И звучат они в ту же минуту

В ближних рощах и дальних пущах,

В близлежащих людских жилищах

И на всяческих пепелищах,

И повсюду среди живущих.

Знаешь, в сущности, это не плохо!

Расстояние не помеха

Ни для смеха и ни для вздоха.

Удивительно мощное эхо!

Очевидно, такая эпоха.

1955

"Всё Обрело Первичный вес…"{166}

Всё

Обрело

Первичный вес:

Воскрес

Алмаз,

Лишась оправы,

Лекарства превратились в травы,

Бумага превратилась в лес,

Но только на единый миг,

Чтоб разуму понятно стало,

Как зрело всё и возрастало,

Как

Этот самый

Мир

Возник.

(1956)

Дуб{167}

Когда с полей пустых и голых

Уйдут последние машины,

Последний колос подобрав,