Подобные любезные высказывания я обычно считаю данью вежливости и всерьез не принимаю. Но сейчас на всякий случай осторожно спросила: "А может быть сегодня, пока мы здесь? Если у вас нет других планов..."

Оказалось и впрямь сегодня.

Мы идем по монастырскому саду. Вот стела, возведенная в честь мудрецов трех религий - христианства, иудаизма и мусульманства (св. Бернарда, Раши и Саладина) - знак толерантности монастыря. Мне непонятно, почему в качестве мусульманского мудреца выбрали именно Саладина. Мало ли было мирных ученых у арабов?

– Говорят, после него умерло благородство, - говорит муж.

– Наверное, в мусульманском мире, - уточняет Григорий.

Ага, благородство! В военных ухищрениях Саладин себе не отказывал. Например, услаждать слух утомленных и измученных жаждой рыцарей-крестоносцев шумом льющейся воды в ночь перед битвой или зажечь сухую траву под копытами их коней... Но я молчу. Муж тоже считает, что на войне это в порядке вещей.

Оливы по бокам дорожки становятся реже, видны окрестные поля. Один пейзаж лучше другого. Какой выбрать? Говорили о том, что работать художнику нужно в перчатках и в противогазе (ну, хотя бы в респираторе). Недурно бы, хотя в реальности не всегда получается. Мои руки знают это.

– Вот это - древний путь из Иерусалима к Красному морю. Тут часто проходят туристы, - говорит Григорий.

Справа небольшой домик. Тот самый, к которому взбегали на холм ряды виноградных лоз. Гриша заходит, говоря: "Подождите минутку, я взгляну, все ли прибрано".

Муж мне: "Вот видишь, когда к нам кто-то идет неожиданно, ты тоже можешь попросить подождать".

Переступая через кустики то ли сорняков, то ли культурных растений и осторожно обходя грядки салата перед домиком, я думаю: "Настоящий отшельник! Я не сплю?..." Говорю мужу: "Знаешь, вот мы можем войти и ничего не почувствовать... Войти к настоящему отшельнику и ничего не заметить. Как, знаешь, на уроке иврита боялась сказать, что люблю Иешуа, а потом думаю: все равно никто не обратит внимания".

Низина в зеленых полях, а за ней - лесистые холмы. Маленькие домики селения на дальнем склоне.

Григорий вышел за нами. Показывает - вот это съедобная трава, годится в салат. Вот это - как шпинат. А ... крапиву можно в суп.

– Хочу поставить забор. А то люди приходят, любопытствуют, стучатся иногда по нескольку раз в день (Ну да, когда в Израиле каникулы... Евреи - люди общительные и любопытные).

Зашли. Довольно пустынная кухня, она же - гостиная-прихожая, чисто, вполне для хижины отшельника комфортабельно. Часовня - узенькая комната, стены сложены из камней без штукатурки, большой крест из деревянных досок. Воздух дрожит, пронизанный невидимыми токами мощного излучения.

На стене - маленькая дарохранительница, треугольная, как скворечник, едва заметно подкрашенная золотой краской. Все остальное просто - стул, стол (т.е., престол). Он объясняет: "Раз в месяц тут служат литургию, приходит священник".

– У нас тут, видите, пусто, нет икон в часовне, потому что Святые дары - как бы оправдывается, объясняя.

Часовня не кажется пустой - наоборот, тут все очень наполнено непосредственным и очевидным Присутствием. Кто бы стал тут смотреть на иконы, когда - лицом к Лицу?

– Мы можем потом тут помолиться. Или вы хотите сейчас?

Лучше бы и сейчас, и потом. И вообще бы отсюда не уходить.

Показывает нам свое жилище. "Вот здесь я питаюсь и сплю. Кровать за перегородкой. Здесь работаю" - совсем малюсенькая каптерка, инструменты на столе. И дух здесь совсем как у нас, не такой космический, как в прочих частях этого дома, не говоря уж про часовню. Да, вот нужное слово - больше всего этот домик похож на космический корабль, который несется сквозь просторы Божьей вселенной на мистическом топливе. Говорю:

– У вас тут в каждой комнате другой дух.

– Вы очень чувствительны.

– Да, есть немножко.

Думаю: а ведь и наше бунгало могло бы быть таким... Но у нас столько вещей, куда мы их денем? И где мы возьмем что-то другое, главное?

Пьем чай, заваренный на дикой траве. Я спрашиваю, трудно ли так жить? Он говорит: да, приходится все время бороться с ленью и со скукой. Это обычно для монахов. Хочется, например, посмотреть новости в Интернете. Бывают мысли уйти, найти себе что-то другое.

– В смысле, чтобы жить в монастыре, со всеми?

– Нет, уехать, найти работу в городе.

Какая бы радуга ни играла в этих стенах, передо мной сидит обычный человек с нормальными, вполне понятными искушениями. Я спрашиваю про его распорядок дня. Может, он правда такой же, как мы?

Рассказывает. Не поняла по-английски, то ли он спит по 5-6 часов, то ли встает в 5-6 часов.

– Иногда 7-8. Ну, вы понимаете, если стараться 5, то получится 6, если решить 6, то станет 7 и т.д. Это как в стрельбе из лука - метишь в середину, а получается где-то рядом. Я думаю, лучше заснуть в часовне на молитве, чем заспаться в постели и встать поздно. Работа - 2-3-4 часа в доме и снаружи на огороде, и иконопись тоже (я видела в лавке монастыря четки, что он делает; он сказал - не покупайте, я вам подарю). Молитва в часовне, чтение Писания - если я в норме, не слишком много сплю или сижу в Интернете - часов 8-8.5.