– Прости.

Ножницы валятся на деревянные половицы с оглушающим грохотом.

Она оборачивается ко мне невольно. Просто падая, ее тело наклоняется вперед, и мы с ней оказываемся лицом друг к другу. Неожиданно я замечаю окровавленное пятно на ее животе, которое с каждой секундой становится все шире и шире.

Легкие судорожно сжимаются. Нет. Пожалуйста. Она не могла, она не...

Ари падает. Я порываюсь к ней, и я подхватываю ее налету, но понимаю, что в руках сжимаю ледяное тело человека, который находится на краю смерти. Мои глаза так широко распахнуты, что становится больно, а Ариадна неожиданно улыбается.

– Ты вернул меня домой.

Я оседаю на пол, не выпуская ее из объятий, а она прокатывается пальцами по моему лицу. Испепеляет изумрудным, пристальным взглядом.

– Что ты натворила. – Это не мой голос, не мои руки, которые придавливают ее рану. А кровь не останавливается. Просачивается сквозь пальцы и растекается рядом. Я в ужасе задыхаюсь и свожу брови. – Что ты сделала, что ты сделала!

– Все хорошо.

– Нет, нет.

Черт возьми! Я мнусь на полу, прижимая к себе девушку все ближе и ближе, но меня неожиданно покидает рассудок, покидает воля, я пытаюсь найти выход, мой мозг работает так отчаянно, как никогда еще не работал! Но ничего не получается. Она ранила себя. Она взяла ножницы и ранила себя, чтобы умереть.

– Зачем ты это сделала! – Опешившим взглядом я всматриваюсь в глаза ведьмы. – Не молчи, давай, не смей молчать!

– Я не должна жить, если кто-то умирает по моей вине.

– Абсурд. Плевать на остальных.

– Мэтт. – Ее тонкие пальцы касаются моих губ, я так крепко зажмуриваюсь, что глаза щиплет, что виски вспыхивают. А она не отнимает руку. Прижимает ее ко мне нежно, так трепетно, что я тянусь к ней навстречу и примыкаю щекой к ее холодной ладони. – Так...

Она запинается, и я распахиваю глаза.

– Ари, не молчи, прошу тебя.

– Так мало времени. – Из ее малахитовых глаз тянутся слезы. – Так мало времени для нас с тобой. Я бы хотела... хотела, чтобы времени было больше.

– У нас еще будет время, – шепчу я, обнимая ее изо всех сил, – конечно, будет.

– Я так виновата. – Слезы градом скатываются по ее щекам, и ее спина выгибается от судороги. – Я... я не хотела.

– Все в порядке.

– Нет.

– Все в порядке! – С нажимом повторяю я, стиснув зубы, а Ариадна шепчет:

– Мне очень жаль.

– Ничего страшного. – Поглаживаю ее волосы. – Я с тобой, Ари.

– Ты... нет. Ты не должен.

– Тебе больно, мне больно. Помнишь?

– Тебе плохо, – задыхаясь, хрипит она, – м-мне плохо.

– Точно, все правильно. – Оставляю поцелуй на ее щеке и закрываю глаза. – Я рядом.

– Ты рядом.

Я убаюкиваю ее, чувствуя, как слезы застилают глаза, и морщусь, понятия не имея, в какой момент мое сердце разобьется, в какой момент я разорвусь на части.

Неожиданно Ариадна оборачивается, будто кто-то позвал ее по имени. Она опускает на пол руку, обессилено моргает и тянется пальцами к окну. Не отводит глаз от занавесок.

– Ари, кого ты видишь?

Она не отвечает. Все тянется и тянется сквозь стиснутые зубы, а потом застывает.

– Ари? – Недоуменно свожу брови. – Ари? Что ты...

Я наклоняю голову и замираю. Гляжу на то, как вытянута рука девушки. Как широко распахнуты ее изумрудные глаза. Я сразу все понимаю. Осознание наступает мгновенно, и я судорожно сгибаюсь, сдавив пальцами глаза. Нет. Пожалуйста! Шумно втягиваю воздух, выпрямлюсь и приподнимаю девушку за плечи. Она безвольно повисает в моих руках.

– Ари? – Ее имя обжигает. Сводит с ума. – Ари, скажи что-нибудь! Давай, скажи!

Я жду, что она ответит. А она не отвечает. Лежит в моих руках, будто мертвая птица с распростертыми крыльями. Прижимаю ее к себе и разваливаюсь. Разваливаюсь на сотни частей. Мы так много слышали о смерти, так часто ее видели. И даже притвориться у меня не получается. Не получается хотя бы на секунду представить, что Ариадна спит.

Все разом теряет смысл. Моя борьба, мой путь. Если это тот конец, который был мне предначертан, зачем я вообще старался? Зачем я встретил эту девушку? Зачем она увидела меня? Зачем мы почувствовали то, что почувствовали, если это делает так больно?

Я робко прижимаю ее голову к своей груди и вижу, как за окном рассеиваются тучи, тусклый свет проникает через пыльное стекло, занавески, и падает на ее блестящее от слез лицо. Этот момент знаменует начало новой жизни: ящик Пандоры закрыт, но для меня все кончено, все кончено для Ариадны, потому что она была сильной, потому что она любила, потому что она боролась. И она умерла.

Я зол, хочу сорваться с места, но я рычу и крепче стискиваю ее маленькое тело, и все больше погружаюсь в темноту, во мрак. Ари больше нет. Черт возьми, ее больше нет.