Шрифт:
— Про что это все было, черт возьми, — спросил я.
— Так, ни про что.
Я приподнял бровь.
— О, в самом деле?
— В самом деле… — ответил он, но я заметил отсутствие уверенности в его голосе.
Я знал Ируку долгое время, и знал, как он выглядит, когда он чем-то обеспокоен. У меня было забавное ощущение, что бы ни происходило между ним и Какаши, это тяжелым грузом лежало у него на душе. Я глядел на него, молча размышляя, стоит ли вытягивать из него правду, но мои мысли были прерваны внезапной слишком уж теплой улыбкой и шлепком по плечу.
— Хочешь чашку чаю?
— Конечно.
Я скинул сандалии и прошел за Ирукой вглубь квартиры.
За чаем он спросил:
— Итак, что там происходит у тебя с Саске?
— Что там происходит у тебя с Какаши? – парировал я. Наверное, со стороны это выглядело так, словно я защищаюсь.
Он покраснел от кончиков волос до самого низа. Я наблюдал за этой его реакцией, и хотя я уже был в курсе того, что происходит, но я не дал себе труда произнести что-нибудь вслух до тех пор, пока Ирука сам во всем не признается.
— Ничего особенного, — сказал он в кружку чая, которую держал рядом с нижней губой.
Я пил свой чай.
— Что касается Саске и меня… все несколько усложнилось.
— Почему?
— Это будет звучать банально, если я скажу, что не могу перестать думать о нем?
Кружка Ируки сделала паузу на дороге к своему месту на столе между нами.
— Банально, — согласился он и поставил свою кружку на стол. – И что ты собираешься с этим делать?
— Понятия не имею, — признался я. – Но он заставляет меня так беситься, что он использовал меня. Он знал, что Сакура бы никогда… — я проглотил комок в горле, — никогда…
— Он знал, что она была беременна ребенком Ли, когда он пришел в тот раз.
Я был унижен. Моя гордость была оскорблена. Я не особенно хорошо справляюсь с унижениями, и возможно, это было причиной того, что я так неумело пытался уладить дела с Саске. А еще он ставил меня в тупик. Я не должен был чувствовать то, что чувствовал, буквально потому, что он так тщательно проманипулировал мной, чтобы получить желаемое, и даже не чувствовал за собой никакой вины! Ублюдок никогда не чувствовал – и не мог чувствовать вину. Я даже не был полностью уверен в том, что он ощущал вину за свой уход к Орочимару на эти несколько лет. Его предательство стало причиной войны, а он не выказал ни малейших угрызений совести. Ни единого. Как, черт возьми, такой, как Саске мог научиться любить, когда все, что он когда-либо знал, были печаль и гнев? Как можно показать Саске, как любить? Любовь? Когда это неизвестное появилось в нашем уравнении? Когда это Саскина способность любить могла появиться в нашей шахматной партии?
Я взглянул на Ируку, внутренне ужасаясь тому, что он мог определить ход моих мыслей. Он выглядел так, словно был озабочен своими собственными мыслями, поэтому я опустил глаза, чтобы его не отвлекать. Я, молча, пил чай, обдумывая свой следующий ход. Вернуть его? Это звучало как отвратительная строчка одного из грязных романчиков Джирайи. Может быть я сумею ему продать этот сюжетец, когда увижу его в следующий раз? Я мог бы разделить прибыль пополам с Саске … хотя ублюдку такого не требовалось. Он и так по любому был отвратительно богат.
Следующий взгляд на Ируку, и я понял, что он ушел в свои мысли еще глубже. Я резко выдал:
— Знаешь, тебе просто стоит сказать ему, что ты его любишь.
Затем я поставил свою кружку в раковину и вышел под звуки громкого хохота Ируки и его неистовые отрицания по поводу того, что он не знает, кому он должен сделать такое признание.
Ночной воздух был холодным, несмотря на середину лета. Меня немного передернуло, и я взглянул в обе стороны улицы перед тем, как отправиться назад в свою квартиру. Возможно, если я пересплю с этим чуть подольше, я придумаю, что делать… или все волшебным образом исправится само собой: надежда умирает последней.
Я не заморачивался включением света, пока шел по квартире, сбрасывая одежду, я шел и оставлял ее за собой словно хлебные крошки. На кровать, я забрался под одеяло и содрогнулся, когда холодные простыни коснулись моей плоти. Я зарылся глубоко в одеяло, искренне желая зарыться в матрац с головой.
Меня вырвали из сна, в который я не помнил, как провалился. Я рывком сорвал скрученные вокруг ног простыни и оглядел свою темную комнату, удивляясь тому, что нечто меня разбудило. Я осторожно встал с кунаем в руке и выскользнул из комнаты в гостиную. Дверь балкона была раскрыта. Я прокрался и плавно закрыл ее.
Сильные руки обняли мое тело, одна из них обездвижила мою руку с кунаем. Я не сопротивлялся, но позволил этим мягким рукам с длинными пальцами высвободить оружие из моей ладони. Оно со звоном упало на пол и откатилось под книжную полку. Мне не нужно было поворачиваться, чтобы узнать, кто это был. Его запах раздражал мой нос, а сердце пропустило удар, когда его имя вспыхнуло у меня в уме.
— Не двигайся, Наруто, — глухо произнес он, его губы были так близко к моему уху, что почти касались моей мочки.