Ладони его рук были грубыми от мозолей. Они терлись о мою гиперчувствительную кожу, восхитительная пытка, которая заставляла меня выгибаться и вжиматься грудью в его грудь, отчаянно требуя его прикосновений все больше и больше. Я не мог поверить в степень своего отчаяния. Я падал, как с обрыва, летел вниз по спирали в пучину сумасшествия, которое, я просто не мог в это поверить, я приветствовал с распростертыми объятиями.

— Саске! – прерывисто вскричал я, когда он рывком сорвал ткань, что удерживала мою эрекцию.

Я тихо всхлипнул в ожидании, когда эти огрубевшие ладони схватят мой твердый ствол. Он провел большим пальцем по головке, уже скользкой от смазки, заставляя вспышки наслаждения побежать вверх и вниз по моему позвоночнику.

— Я не смогу остановиться, — предупредил он, его голос прозвучал хрипло и прерывисто.

— Нет, — сказал я, ощущая, как паника бурлит у меня в животе. – Не останавливайся.

Я схватился за его плечи и сжал, пальцами впиваясь в туго натянутые мускулы, а он в это время потянул вниз свои шорты.

– ----продолжение следует------

Часть 6/6

Я был все еще в растерянности от того, что произошло. Я вздохнул и тяжело оперся о ладонь, мой локоть твердо стоял на столе, что заполнял расстояние между нами. Саске сидел со своим кофе в таком же состоянии, что и мой – нетронутым. Никто из нас не хотел двигаться, думаю, что это было из опасения разрушить это изысканное спокойствие между нами. Бурные эмоции сражались у меня в уме, одной хотелось, чтобы меня оставили в покое, чтобы обдумать ситуацию целиком, в то время как другая требовала потянуться через стол и кратко повторить события прошедшей ночи. Пока выигрывала первая, и я с чувством стыда подумал, что Саске мог об этом догадаться.

Я не позаботился надеть майку, поскольку было жарко, и был одет только в пижамные штаны. Саске был также раздет и сидел за столом в моей кухне только в штанах. Со своего места за столом, я все еще мог видеть, где была разбросана его одежда предыдущей ночью.

— Ты жалеешь о том, что произошло?

Я уставился на него и раздумывал, стоит ли говорить ему правду. Поскольку для меня было привычнее соврать, я слегка кивнул.

— Почему?

Действительно, почему? Я раздумывал над этим вопросом, пока, наконец, не взял свою покинутую чашку и глотнул уже остывший кофе. Мое сожаление произрастало из страха. По крайней мере, насколько я понимал. Страха чего? Логическая часть моего разума спрашивала меня, но я никак не мог придумать ответ.

— Что теперь? – выпалил я и понял, после того как спросил, что это был ответ на мой страх.

Прекрасная темная бровь выгнулась над серьезным взглядом.

— Это глупый вопрос, добе.

— Это с чего он глупый? – взорвался я, внезапно ненавидя этот покровительственный тон, которым он всегда со мной говорил.

Как я мог подумать, что все изменится после того, что произошло? Я тут говорю о Саске, в конце концов. Он не меняется, если только у него нет такого желания, а он не особенно был настроен на что-либо.

— Ты всегда задаешь дурацкие вопросы и для того, кто должен был бы быть смелым, ты пугаешься совершенно тупых вещей, — слова Саске, словно иглы, пронзили меня насквозь. — А это последнее – просто свеженькое добавление ко всему прочему.

— Заткнись, ублюдок, — вспылил я, с треском опуская свою кружку на стол.

Мне хотелось подраться с ним. Надрать ему задницу. Мне хотелось порвать его в клочья, но в то же самое время мне хотелось поцеловать эту маленькую морщинку, которая появлялась у него между бровями, когда он становился саркастичным.

Он откинулся назад на своем стуле, складывая руки на обнаженной груди.

— Все останется по-прежнему, верно, добе?

— Да, — фыркнул я, но был рад, что это сказал.

— Я не хочу, чтобы что-либо менялось. Поэтому, думаю, что говоря «Что теперь?», вопрос был несколько глупым, верно?

— Наверное, — пробормотал я, все еще избегая его взгляда.

Было ли это тем, чего мне хотелось? Мне хотелось, чтобы Саске вернулся к своей прежней жизни без расплаты за то, что мы сделали. Произошел безвозвратный поворот в нашей с ним дружбе, и ему хотелось это отрицать. Части меня тоже хотелось это отрицать, вернуться к тому, к чему я привык, но это ничего не изменит, и если что и было болезненно очевидным для меня, так это то, что все пора изменить. Человеческой природе свойственно бояться перемен во что бы то ни стало, ненавидеть и даже бояться неизвестности, но я не мог позволить этой возможности исчезнуть без внимания. Я уставился на Саске, наблюдая за ним, пока он бесстрастно пялился в свою чашку, которую обнимали его ладони.