— Лежите уж, — буркнул сослуживец.

— Добрый день, — поздоровался я.

— Здравствуйте. Вы из милиции, правда?

Сергей чуть приподнял бровь.

— Неужели я так похож?

— Не вы. А…

— Никита.

— Простите, а по отчеству? А то немного неловко называть человека, которого впервые увидела, по имени.

— Да называйте по имени. Обещаю терпеть.

— Никита, вы напоминаете актера из старых фильмов о милиции.

— Спасибо.

— Глупости. Стоит ли благодарить за правду. Вы такой же… располагающий, что ли…

Клянусь, я почувствовал, как краснею. Не умею еще наладить нужный тон в общении со свидетелями. До Жеглова мне далеко.

— Вы как предпочитаете, чтоб вас именовали?

— Анастасия Витальевна. Старая уже.

— Терпимо.

— Да что вы!..

— Анастасия Витальевна, вас уже расспрашивали о том, что произошло? — Теняков собирался сделать беседу скоротечной.

— Нет пока.

— Ладушки. Блестяще. Тогда мы вас внимательным образом слушаем.

— Молодой человек, спешка редко приводит к положительному результату. Советую запомнить.

— Постараюсь.

— Очень надеюсь. Слушайте. — Анастасия Витальевна успокоилась и вновь превратилась в обычную пожилую женщину. — Подробностей не помню, уж простите. Знаю, обычно подробности нужны. Но как-то быстро все… Я по набережной шла, из магазина возвращалась. Навстречу женщина с сумкой. Набережная скользкая, ветер. А, значит, у тротуара машина стояла. Иностранная. Единственная на этой стороне. Цвета красного. Внутри двое молодых людей сидели, такого мрачного вида. Стриженные. И, когда я прямо напротив собора Вознесения Христова была, мимо автомобиль мчался, российский, «Жигули», тоже красные, так вот они остановились, и оттуда высунулось дуло оружия какого-то и человек. Человек крикнул, а потом стрелять стал. И по молодым, что в машине сидели, и по нам заодно. А все упали — он и уехал. Тут я сознание потеряла, — просто закончила женщина.

— Сейчас как? — неуклюже спросил я.

— Полегчало. Почти совсем не болит.

— А внешность парня этого вы не запомнили?

Отрицательное покачивание головой.

— Номер «Жигулей»?

— Нет. Простите.

— Да перестаньте. Лучше скажите: молодой, старый?

— Постарше вас будет. Вот, как друг ваш.

— Та-ак. А «Жигули» сразу подъехали или раньше рядом стояли?

— Сразу. С Московского проспекта на Обводный повернули.

— Хоть бы подождал, придурок. А кричал что, можете вспомнить?

— Да я и не забывала.

— Отлично. И?..

— Странное что-то. Одну и ту же фразу несколько раз повторил. Истерическим голосом. «Катю Лежневу поминайте, ублюдки».

Непринцев сидел в следственном кабинете ГУВД и грыз ногти.

От общения с психиатрами у него портилось настроение. От общения со следователями начиналась мигрень. От общения с теми и другими возникало ощущение собственной неполноценности. В данном случае Паша был вынужден выслушивать женщину, следователя и психиатра одновременно.

Необходимость подобных личностей Непринцев признавал, а антипатию свою умел, если нужно, запрятывать очень глубоко.

Татьяна Леонидовна Судашева являла собой блестящий образчик того, как Создатель, обделив человека чем-то одним, щедро вознаграждает другим, более нужным. Татьяну Леонидовну даже при большом желании нельзя было назвать красивой. Маленький рот, асимметричное лицо, широко раскрытые глаза за стеклами очков, неправильное строение челюсти, выступающий лоб — все это придавало ей, пожалуй, даже несколько отталкивающий вид. Однако по интеллекту едва ли кто из знакомых Непринцева, а тем более следователь, могли быть приравнены к Судашевой.

Выставлять свой ум напоказ она не любила, считая, что разум, данный любому существу Богом, — дело глубоко интимное. Одевалась Татьяна Леонидовна скромно, что вполне понятно, если учесть ее внешность и зарплату. Обычно ходила в простом ситцевом платье в горошек, подобное которому сейчас уже и трудно отыскать в самых нищих магазинах. В холодную погоду надевала две кофточки темных цветов. На ногах — туфли без каблуков. В следственном отделе топили пока прилично, поэтому радикальные меры не требовались. Для выхода на улицу на стенке висело черное потертое пальто.

Непринцев, любящий производить впечатление внешним видом, вкусов Татьяны Леонидовны одобрить не мог. Однако молча терпел. По трем причинам: она была старше, он сидел в ее кабинете, и к тому же она следователь. О том, что Судашева еще и женщина, Паша даже не задумывался. Заповедь Высоцкого «Ты примечай, какого пола твой сосед» уже давно ушла из его жизни.

Официально Судашева считалась следователем. Но если бы этим ее деятельность ограничивалась, она вряд ли достигла бы такой известности среди определенных кругов.