– А! – он затягивается и грустно смотрит в черное кухонное окно ничем не завешенное.

– Нет, ты объясни! – требую я.

– Сам потом поймешь…

– Серый, а кто еще здесь заслуживает внимания? – спросил уже тоже изрядно опьяневший Строгин.

– Да есть тут несколько красоток, но они пока отсутствуют, а среди оставшихся, вот Светка да Маринка, наверное,...

– А какая это Маринка? – продолжал выпытывать мой напарник.

– Медсестра из санчасти. Ничего себе, такая стройная и дает. Не налево и направо, но выпросить можно. Если постараться.

– А кто из тех, что отсутствует нормальные? – Женька с трудом строит предложения, но мы его понимаем поскольку такие же пьяные.

– Да вот хотя бы дочка Елены Кузьминичны. Она начальник заготпункта. Между прочим, очень добрая женщина. Обласкает любого курсанта и молодого лейтенанта. Не знаете такую?

– Знаем.

– А дочку ее видели?

Женька посмотрел на меня. Его взгляд перехватил лейтенант и сразу же догадался обо всем.

– Что, крутил с ней? – спросил он напрямую меня.

– Да было дело…

– Зря!

– Почему?

– Ну, если хочешь жениться на ее маме, то валяй! – он наливает по стаканам еще самогона, вонючего, но крепкого и легко пьющегося. Полк не спиртоносный, поэтому ни «султыги», ни «масандры» здесь не пьют. Все офицеры берут самогон у местных женщин, которые, не стесняясь особенно милиции, варят его в изрядных количествах. – Понимаешь, Елена Кузьминична очень любит свою дочь и готова для ее счастья на все. Она будет контролировать каждый шаг своего зятя. Причем даже не находясь рядом.

– Это как? – прервал я Сергея.

– А разве вы не знаете, что про нее говорят местные?

– Нет…

– Хм… говорят она немного подколдовывает. Так что зять будет ходить по струнке, а иначе изживут его со свету. Так-то!

– Да брось ты, Сергей! – Женька не верит ни единому его слову. Он атеист и в сказки тоже не верит, поскольку убежденный материалист.

– Ну, не верите, не надо! Ваше дело!

– А ты что, веришь? – удивился Строгин.

– Как тебе сказать… давайте выпьем!

Мы чокаемся гранеными стаканами, что принесены из офицерской столовой и возможно даже не самим Сергеем, а какой-нибудь поварихой или официанткой, которая после первой ночи, проведенной с ним, посчитала, что у нее может быть любовь с молодым «лейтехой» и возможно она сможет даже выскочить за него замуж.

Самогон уже идет с трудом, и я морщусь, но закуски уже нет, последний кусок колбасы растаял во рту Строгина в прошлый тост. Женька сует мне кусок хлеба только что побывавший в пустой банке из-под шпрот и хорошо смоченный пахучим маслом. Какая-никакая, но закуска. Хорошо, что мы пока не стали тушить окурки в этой банке. Сам же он достает папиросу из пачки «Беломорканал» - сигареты давно кончились, закуривает вместо закуски. Он намного крепче меня и для него закурить словно закусить.

– Так ты веришь во все эти бредни? – повторяет свой вопрос Строгин.

– Жека, а разве ты не помнишь в прошлом году приведение? – напоминаю я ему случай в парке дома офицеров.

– А! То мы были пьяны, чего спьяну-то не померещиться! – я смотрю на него и вижу, что он на самом деле то ли забыл, то ли переосмыслил происшедшее и теперь ему даже немного стыдно вспоминать. – Так ты веришь?

– Во многое, что объяснить не могу, не верю, но сомневаюсь… - уклончиво отвечает лейтенант.

– Э! Это не ответ!

– Знаешь, я расскажу тебе один случай. Было это два года назад. Я проходил стажировку тогда под Архангельском. Места там тоже глухие, может даже поглуше чем тут. Полк стоял вообще далеко от какого-нибудь города. Верстах в трех от них была только одна деревенька и это все. В деревеньке молодежь не жила, а только старухи да несколько дедков сидели по избам, выглядывая в окна, завешенные даже не тюлем, а какими-то самодельными кружевами. В общем пойти было совершенно некуда. Впрочем, нет худа без добра! Мы тогда столько наводили, что, приехав в училище, кафедра БУ не поверила нам. Они даже звонили в полк и узнавали реальные ли записи в наших штурманских книжках. И сам командир полка им подтвердил. Нам еще записали поощрение от самого комбата. Так вот делать в полку было совершенно нечего. Офицеры либо сидели по квартирам со своими женами, либо беспробудно пили. Спирта было хоть задницей пей. Девать некуда. У них на вооружении стояли еще «сушки». Помню сидим мы со штурманами-холостяками, пьем «султыгу». Кончилась банка, а нам мало. Меня и посылают на полосу к технику такому-то, скажи, говорят, что мы прислали и дают мне чайник из солдатской столовой. Я тогда не понял зачем. Так вот прихожу я на аэродром, иду к первой эскадрилье. Там техники корячатся вокруг самолета, обслуживают «сушку». Спрашиваю есть ли такой-то. Он отзывается. Я ему говорю, что меня прислали штурмана. Он спрашивает куда наливать. Я ему сую чайник. Пойдем! – говорит и подводит меня под крыло. Потом что-то открывает и говорит: Держи чайник здесь! Я подставляю куда-то, а оттуда как захлещет спиртяга словно в ванну вода набирается. Короче чайник за секунду наполнился. Я обратно несу выпивку. Вот преимущество спиртолетов! Так, о чем я? – он потерял нить своего рассказа и глупо посмотрел на нас.