— Это ты, лиса? — удивился Дух, — как же ты попала сюда? Я так много сделал, чтобы этого не произошло!

— Уметь надо! — сказали Енот и Вюртемберг одновременно.

— Я знал эту притчу, — сказал рыцарь, — ее мне рассказывала одна знакомая куница.

— Мы, как лиса, снова впутались в сложную историю, — сказал Енот.

Фон Вюртемберг разрезал яблоко и протянул половинку Быстрому Оленю:

— Мы снова уходим.

— Если я не пойду, вы не дадите бедному Енотику яблочка?

— И не надейся!

— Дамы и господа! Вынужден уступить. Только из-за угрозы голодной смерти.

— Я тоже пойду, — сказала Пума и откусила у Енота такой кусок, что ему ничего не осталось. Пума посмотрела вопросительно на Маму.

— Мне не хотелось бы тебя отпускать, — сказала Мама, — и я не пустила бы, если бы это было возможно. Но не идти сейчас нельзя. Ты должна идти, дочка.

— Таким образом, решение принято, — сказал Вюртемберг, — а теперь все-таки чай.

И он с видимым наслаждением прислонился спиной к горячей печке. На дворе стоял хмурый осенний день.

— Наши на юг полетели, — сказала индюшка, глядя с мокрого крыльца на стаю уток, потом прикрыла дверь поплотнее и отправилась проверять хорошо ли горят дрова.

— Напрасно ты думаешь, что главное прихватить как можно больше стрел. Надо взять побольше носков, варежки, теплую куртку. Поверь, Мама права…

— Берите пример с меня, — отозвался Енот и распушился наподобие щетки.

Сборы в дорогу были непродолжительными. Пума простилась с Мамой и Папой, и они тронулись в путь: Трюфо мотал мордой и топтался на месте, Вюртемберг толкнул его и вывел наконец из-под навеса. Пум-Пум удивлялась и злилась на себя, что ей так тяжело покидать родной дом.

Пума, фон Вюртемберг, Быстрый Олень, мул и черная арабская лошадь ушли в сторону дальней поляны, чтобы сделать небольшой крюк, перейти ручей у Брода Толстого Капитана и прихватить там Черного Дрозда.

Пума в очередной раз убедилась, что большой елки с дуплом больше не существует. «Значит, я никогда больше не увижу Сову Улафа», — ей стало совсем грустно.

«Сова дупло куда-то дел, приходится уезжать из дома, осень…»

— Что-то не слышно походных песен и звука боевых рогов, — Дрозд сидел на пне, опираясь на копье.

— Рога у Енота, все вопросы к нему, — сурово сказал рыцарь, — с песней сложнее…

Песнь арианских лонгобардов! — объявил он.

— Бароны славныя Вероны, — словно лев из пещеры, прорычал Вюртемберг.

— Мы развернем свои знамены, — отозвался Енот, задрав хвост, как хоругвь перед атакой.

— И макар-р-роны для вор-р-роны, — добавила Пума.

— Это ты на кого намекаешь? — поинтересовался Дрозд.

— Кар-р- кар-р! — сказала Пума.

— Мур-Мяу! — отозвался Дрозд.

— Вот и поговорили, — подытожил Енот, — содержательно, а главное, понятно.

Путешественники развернулись на запад и начали свой долгий поход в сторону гор.

Они шли и шли. Енот развлекал всех, гоняя соек по лесу, перекликаясь с настоящими оленями, он прыгал, как белка, съезжал с пригорков, заваленных осенними листьями, и просто кувыркался через голову.

Днем Енот варил похлебку на костре и жарил блинчики на раскаленных камнях, объясняя, что если сложить камни шалашиком, то внутри можно было бы сделать и пирожки. Но блинчики с кленовым сиропом тоже были неплохие.

Еще он указывал направление, но так как Буланже с придворными была еще очень далеко, маршрут определялся приблизительно.

Несмотря на старания Оленя все очень уставали от дороги. И Енот уставал. Идти было очень тяжело.

Первую свою ночевку они устроили в шалаше: воткнутые в землю колья переплели сучками и завалили сверху листьями и травой. Внутри шалаша было холодно и сыро, но лучше, чем снаружи. За ночь надо было высушить промокшую обувь, поесть и выспаться. Дежурили, охраняя друг друга по очереди, сменяясь несколько раз за ночь.

Если бы горячий и пушистый Енот не приваливался к Пуме, ей пришлось бы туго. Он действовал, как печка. Получалось, что даже спящий Енот был чрезвычайно полезен.

Следующий день они шли через лес. Когда Пум-Пум уставала очень сильно, Вюртемберг сажал ее на арабскую лошадь, которая на этот раз тоже везла множество всяких припасов. Пума устраивалась в седле, и Енот согревал ей спину. Он кормил ее еще остававшимися на ветвях орехами. Объяснял, чем лещина отличается от фундука. Слушая болтовню Быстрого Оленя могло показаться, что он проработал всю жизнь в бакалейной лавке. Если бы не было известно, что он на своем веку потопил три парусных корабля.