Вскоре Пума начала замечать, что происходит вокруг. Она не стала уставать меньше, чем раньше; но невероятной тяжести первых дней пути уже не чувствовала. Ей нравились красноголовые дятлы, лесные мыши с темной полосой на спине. Она видела множество грибов, росших повсюду: на земле, на пнях и на деревьях; самых разных форм и расцветок. Когда им встретился отъевшийся к зиме медведь, Пума так обрадовалась, что чуть не бросилась с ним обниматься, но медведь вовремя убежал.

Наконец деревья начали редеть, и вечером путешественники оказались на границе альпийских лугов. Опять заночевали в неудобном шалаше. Шалаши вообще удобными не бывают. Ночью землю придавило облаком. Дождя не было, но промокли все насквозь.

Весь следующий день был посвящен кормлению лошадей и сбору дров и хвороста.

Предстояло перейти луга, а потом горы. Фон Вюртемберг имел все основания опасаться, что, если им не удастся перейти через горы за три дня, им не удастся этого сделать уже никогда. На большой высоте было холодно, и замерзнуть на голых камнях не составило бы никакого труда.

На мула Трюфо и черную арабскую лошадь навьючили столько дров, что самих их почти не стало видно. Каждый еще прихватил с собой немного хвороста. Ценой невероятных усилий удалось засветло перейти луга и начать взбираться по каменной тропе. Тропу эту Вюртемберг, по счастью, знал. Она называлась Козья Ловушка.

Она называется так, потому что сама по себе тропа очень удобная и похожа на дорогу на перевал, через горы, на другую сторону. Кому придет в голову, что такой широкий проход заканчивается почти на самой вершине тупиком.

— Ага, сказал Енот, — на вершине мы превращаемся в горных орлов…

— Не совсем. Но вылезать, конечно, придется. Мы станем верхолазами. Здесь есть более проходимое место, но по нему очень долго идти. Мы не можем себе этого позволить.

За первую ночь в горах, поддерживая крошечный костер, путники сожгли столько топлива, что им стало не по себе.

— Зато идти легче, — сказал Дрозд.

Чем выше они поднимались, тем делалось холоднее. Усы и борода рыцаря покрылись инеем и сосульками. К вечеру они добрались до самой западни: тропинка заканчивалась круглой площадкой, окруженной со всех сторон отвесными скалами.

— Вот еще один грустный пример, — сказал сеньор Вюртемберг, указывая на человеческий череп, белевший на камнях.

Вероятно, бедняга погнался за горной козой. Коза, надо полагать, удрала. А возвращаться было далеко, — Вюртемберг отцепил от пояса Рептилию. Ящерица при такой погоде предпочитала быть просто кинжалом. Вюртемберг зажал ей пальцами нос.

Ящерица открыла один глаз, осмотрелась, закрыла глаз снова и стала дышать ртом.

— Я так не могу, — сказала ящерица через минуту, — у меня от мороза лапы застыли.

Надо чаю попить.

Развели костер, заварили чай и пообедали. Вюртемберг и Черный Дрозд засыпали кости несчастного охотника щебнем и камнями. Рептилия пришла в себя и спросила:

— Так, в чем дело?

— По скалам умеешь лазить только ты. Бери конец веревки в зубы и лезь наверх.

Если сумеешь добраться, обвяжешь ее вокруг чего-нибудь большого и прочного.

Ящерица закинула веревочную петлю себе на шею и побежала по вертикальной каменной стене, цепляясь когтями за маленькие трещинки и выступы. Прошло совсем немного времени, и конец веревки три раза дернулся, это был знак, что все готово. Тогда рыцарь взвалил себе на плечи еще несколько мотков и полез вверх. Он держался руками за шнур, ногами упирался в скалу и поднимался. Когда Вюртемберг выбрался на широкую вершину, он был весь мокрый от пота, пальцы на руках не гнулись, колени дрожали.

Потом он заставил Пуму обвязаться и вытащил ее наверх. Вдвоем они вытянули Дрозда. Тянуть втроем палевого мула Вюртембергу показалось еще сложнее, чем карабкаться самому. Енот увязал его как следует и обвязал ослиную голову мешком, чтобы тот не боялся и не расшибся об камни во время подъема. Пума, рыцарь и Дрозд тянули на счет «три», а Рептилия накидывала освободившуюся веревку кольцами на огромный камень для страховки. Потом мула запрягли, и он вытянул лошадь. Подняли багаж: одежду, еду, дрова. Последним был легкий Енот.

Путники оказались на голой вершине горы. Спустилась ночь, мигая светили звезды, стоял лютый мороз. На плоском камне негде было укрыться от ветра, а разводить костер невозможно. Приняли решение обвязаться страховочным шнуром и цепочкой двигаться вниз по склону несмотря на темноту и опасность провалиться в трещину. Пум-Пум шла впереди отряда, потому что была самой легкой, если не считать Быстрого Оленя.

Ее легче было вытаскивать из пропасти. Она три раза срывалась куда-то вниз и повисала на веревках. Всякий раз мучительно замерзая, болтаясь во мраке, дожидаясь, когда друзья вытащат ее. Боялась же Пума больше всего, что черная лошадь упадет, покатится и утащит за собой всех.

Остановились уже под утро, когда внизу лысого склона стали попадаться нагромождения скал, давным-давно обрушившихся с вершины. Взошла луна, осветила камни и клочья снега, которые ветер не смог выдуть из трещин и впадин. Пума оглядела своих товарищей: голова Вюртемберга заиндевела вся, он был страшен. Шкуры лошадей покрылись растрескавшейся коркой льда, на мордах у них висели сосульки. У Черного Дрозда оказалось разбитым лицо, вероятно, он тоже падал в пропасть. Один Енот радовал глаз и производил респектабельное впечатление благополучного баловня судьбы.