По этому «оп-па» я догадываюсь, что некое событие нарушило планы транспортного прокурора.

– Связь недоступна...

Вот и все. Пять метров под землей, и общение с внешним миром исключено.

– Наверное, пользование мобильной связью под сводами храма – богопротивное занятие, Пащенко. – Я вздыхаю, бросая под ноги окурок. – Как и курение. Что будем делать?

Вопрос риторический, потому что я точно знаю, что до ответа на него Пащенко еще не дошел. Впервые он задумался о нем тогда, когда висел на ограде. Где на этот забор мэр деньги нашел? Если бы он не оказался таким набожным, возможно, прокурор с упорством безумца не стал бы преодолевать преграду, возникшую на его пути. Не стал бы, а, значит, подумал о последствиях в более спокойной обстановке.

Впрочем, чего гадать? Особенно сейчас, когда сквозь дверь, в весьма непечатной форме, требуют ответа совершенно на другой вопрос.

– Эй, ..., вы кто такие будете?!

В одной фразе – вопрос и ответ. Тогда зачем спрашивать?

– Ангелы, – бурчит Пащенко, раздавливая окурок.

О том, что мы не из милиции, ясно даже дураку. В противном случае всех четверых уже склоняли бы к даче показаний. Менты обычно морду не бьют. Они стреляют и руки выворачивают. И вдвоем на облавы не ходят.

– Есть предложение, – снова раздается за дверью. – Или мы вас сейчас расстреливаем, как собак, или вы открываете дверь.

– Это в храме-то? – засомневался, мнительный, я.

– А в чем предложение-то состоит? – спросил прагматичный Пащенко.

Действительно, о каком предложении идет речь?

За дверью тоже задумались. Очевидность преимущества первого варианта над вторым прозвучала неубедительно.

– Короче, или вы открываете дверь, или мы ее выломаем.

Мы с Пащенко переглянулись. Ничего нового, устраивающего нас, мы не услышали. Наши прокурорско-судебные переглядки закончились сразу же, едва из двери начали вылетать длинные щепки. Нервы осаждающих сдали, и нас стали расстреливать прямо через дверь.

Рухнув на теплый пол, мы быстро переместились в безопасное место. Им оказалась дальняя стена подвала.

Комната мгновенно наполнилась запахом сухого дерева и известковой пыли. Патронов «иноки» не жалели. При таком расходе боеприпасов в двери вскоре могла образоваться внушительная дыра, через которую без затруднений можно спокойно войти внутрь, даже не поддергивая вверх сутану.

Вот он, сладостный момент безвыходного положения, когда озираешься вокруг в поисках спасительной соломины!

– Струге, а что это за ящики?

Комната была пуста, лишь у стены, к которой мы приникли, стояли один на другом два ящика. В армии в такой деревянной таре хранят автоматы Калашникова. Их же практичные офицеры используют для перевозки домашнего скарба к новому месту службы. Очень хотелось верить в то, что внутри наших ящиков именно автоматы, а не офицерский скарб. Однако иллюзии развеялись, едва мы откинули крышку верхнего...

Десятки предметов, нелогично дублирующие друг друга и мало относящиеся к деятельности святой церкви, доверху заполняли ящик. Телевизионные пульты, радиотелефоны, компакт-диски, диктофоны и прочая атрибутика земной жизни. Не нужно быть судьей или прокурором, чтобы понять – перед нами склад малоликвидных предметов совершенных квартирных краж.

Вадим взял первый попавшийся под руку пульт и показал мне.

– Неплохое место для утаивания вещдоков. Я чувствую, какие тут проповеди прихожанам Гомов читал... Интересно, сколько времени они выдержат?

– Ты о Гомове с Малетиным? – уточнил я.

– О дверях!

Теперь и я услышал эти калечащие слух удары в обе дубовые створки.

Таранящие толчки в дверь отвлекали нас от главной идеи и сводили все мысли к тому, что скоро мы потеряем сначала здоровье, а после – жизнь. Если о чем думалось в этот момент, то лишь об этом.

Растирая ладонями лицо, я откинулся на нашу стенку-спасительницу. Откинулся и тотчас же отпрянул. Она была такой холодной, что даже сквозь свитер чувствовался леденящий душу мороз. Легкая догадка, еще не трансформировавшись в мысль, подарила мне идею о возможном спасении. Отвлекшись от вопросов Пащенко, которого, казалось, мысли об иконах тревожили больше, чем о собственном спасении, я положил ладонь на стену. Чувствуя вибрацию, я слегка надавил плечом. К моему великому изумлению, стена превратилась в трехслойную фанеру и выгнулась горбом.

– Пащенко, за этой стеной – улица...

Прокурор встал с колен и уперся в стену обеими руками.

Дубленка! Моя дубленка остается лежать посреди этой зловещей комнаты, а подобрать ее не представляется возможным. Если даже я сейчас покину это чудное заведение, то покину без нее. Это очень печально, ибо в ее кармане лежит удостоверение судьи на мое имя.

– Выдавливай эту фанеру! – ору я и совершаю акробатические кульбиты в центр комнаты.

Словно догадавшись о моих проблемах, братва за дверью снова начинает палить в дверь. Как пасюк, загнанный в угол стаей крысоловов, я заметался между откалывающихся от всех предметов щепок и осколков. Черта с два сохранишь хладнокровие! Затанцуешь тут, как дефективный, когда под ногами и рядом с головой свистят пули!..