Шрифт:
2
Город клокотал. В центре на некоторых зданиях развевались красные флаги. И прохожие, толкуя об этом, оглядывались, не подслушивает ли их кто-нибудь. Одни говорили, что в аэропорту сражаются с немецкими летчиками, отрезанными от своих частей. Другим было известно, что до прихода советских войск в Арад прибудут немцы и венгры и укрепят линию обороны, которая тянется от Муреша до Бихорских гор. Вот уже два дня с тех самых пор, как стало известно о решающих событиях на фронте, крестьяне не привозили на базар продуктов. Население, напуганное тревожными слухами, скупало в лавках все, что там еще оставалось. По улицам сновали хозяйки, нагруженные всякого рода ненужными покупками: вениками, банками с горчицей, липкой бумагой, кастрюлями и консервами, которыми торговали дезертиры.
Во дворе префектуры, где служащие сложили портреты Гитлера и Антонеску, чтобы их уничтожить, загорелся сарай. Какой-то чиновник, испугавшись огня, закричал, что идут немцы, и все бросились к воротам. Какой-то женщине разорвали платье, и вечером в «Охотничьем роге» рассказывали — разумеется, со множеством подробностей, — как венгерские коммунисты растоптали румынку.
Перед помещением, занятым национал-царанистской партией, люди собирались, чтобы посмотреть на трехцветный флаг, который господин Юлиу Маниу поцеловал, отправляясь последний раз за границу. Какой-то полицейский в шляпе во все горло распевал «Пробудись, румын». Он замолчал лишь тогда, когда владелец книжной лавки «Немецкая книга» Mora взобрался на табурет и начал читать прокламацию, состоящую из четырех пунктов:
1. Трансильвания должна принадлежать трансильванцам.
2. Независимость Трансильвании как демократической республики должна быть признана и гарантирована Соединенными Штатами Америки, Бразилией и Англией.
3. Ввести язык эсперанто в качестве национального языка Трансильвании.
4. Гарантировать конституцией свободную любовь.
Когда Мога дочитал до конца прокламацию, озаглавленную «Прокламация города Арада», полицейский запел снова. Стоявший поблизости ученик из книжной лавки завопил:
— Да здравствует Moгa Первый, король Трансильвании!
А Мога в это время раздавал значки, на которых были выгравированы лавровый венок и буква «А»[4]. Он утверждал, что это герб будущей республики, но старожилы города знали, что это значки бывшей спортивной организации «Авынтул».
На толкучке чей-то муж, застигнутый с проституткой, пытался объяснить своей супруге и собравшейся толпе, что женщина, с которой его видели, немецкая шпионка и он собирался ее арестовать.
Никто не знал ничего, и все знали все. Полицейский комиссар, желая доказать свои демократические убеждения, выпустил из подвалов полиции всех жуликов. Вечером, с наступлением темноты, по улицам невозможно стало ходить. Прохожих угрозами заставляли останавливаться, а в тех, кто не повиновался, стреляли. Матери запирали ребятишек дома, пугали их мясниками, которые делают из детей колбасу. Примарь города доктор Еремия Ион хотел скрыться в Пынкоте, но в двух километрах от деревни его ограбила банда дезертиров, державшая в страхе все окрестные хутора. Лишившись своего состояния, он вернулся в Арад в примарию и заперся в зале заседаний. Он не впускал к себе никого. Все распоряжения отдавал через замочную скважину.
При неизвестных обстоятельствах сумасшедшие из желтого дома сломали в парке ворота и разбежались по всему городу. Полиция и медицинский персонал больницы бегали по улицам, стараясь их задержать. Актеры городского театра, репетировавшие «Ричарда III», вышли черным ходом на улицу, чтобы немного подышать свежим воздухом. Поскольку они были в столь необычных костюмах, их приняли за сумасшедших. Рота 91-го пехотного полка взяла театр приступом и арестовала всю труппу. Протопоп из Шеги Бонифачиу Чонту написал от руки листовки и распространял их по городу. В этих листовках говорилось, что приближается конец света. В качестве доказательства цитировался Апокалипсис.
3
Дома у Суру собрался весь партийный актив: Фар-каш, Хорват, Трифан, Герасим и Суру. Не хватало только Бэрбуца. Суру спросил:
— Почему не пришел Бэрбуц? Без него мы не знаем, можно ли рассчитывать на рабочих с электростанции. Трифан, ты его известил?
Трифан, для которого это собрание было настоящим праздником, надел лучший костюм: черный пиджак, переделанный из купленного по случаю сюртука, и твердый воротничок, вычищенный резинкой — ее следы еще были видны. Он поднялся с места.
— Я не застал его дома. Соседи сказали, что Бэрбуц сбежал в Радну.
— Сбежал? — недоверчиво переспросил Суру. — Что-то мне не верится. Как бы ни случилось с ним чего. Я слышал, что вчера разгромили редакцию «Крединцы». Сторожа убили топором. Мы должны быть очень осторожны и действовать быстро. Ты, Фаркаш, приведешь сорок товарищей из «Астры» и примешь по инвентаризации помещение, принадлежавшее немецкой этнической группе. Сложишь все документы в одну комнату и запрешь ее. Ты, Хорват, организуешь охрану. С улицы, у ворот, можешь поставить военного в форме. Надо, чтобы все выглядело официально. Понимаешь?.. А ты, — повернулся он к Герасиму, — если я не ошибаюсь, работал с — молодежью. Фаркаш, подбери ему помещение, пусть он соберет там молодежь.
Суру отдал распоряжение привлечь всех, кто был связан с партией, когда она ушла в подполье, или участвовал в деятельности «Красной помощи».
— А чего тебе удалось добиться в комендатуре? — в свою очередь спросил Фаркаш Суру.
— Почти ничего… комендант не захотел меня принять. Я разговаривал с его адъютантом, неким Богзой, он был очень сух со мной. Единственно, что я понял из разговора с ним, так это то, что на границе ведутся какие-то приготовления.
— Может быть, немцы готовят контрнаступление?..