Англичанин Терри пребывал в полном сознании, но со сломанным средним пальцем на правой руки и гематомой на пол-лица. Терри был в ярости, но из-за рук, стиснутых за спиной хорошей веревкой, манчестерский барабанщик оказался беспомощен. Он прижимал распухший палец к прохладной трубе отопления, в это время года не использовавшейся. Ему бы не помешало наложить шину. Терри сломали палец за то, что он ранил кого-то из этих придурков, ловящих на улице людей, а лицо разбили за то, что после удара по пальцу он зубами впился в ногу врага. Кажется, дело дошло до хорошего синяка в виде человеческой челюсти. Тогда Терри получил три размашистых пинка по голове, отключившись наглухо уже после первого.

Он был здесь старожилом — прибыл чуть не на сутки раньше Виктора и на несколько часов опередил Семена. Едва взглянув на Терри, жилистого и сухого, как ветка, и злого, как волк, Виктор смекнул, что при очень удачном исходе побег вполне возможен. Оставалось лишь узнать, в роли кого выступит Семен — поддержки или балласта.

Тот очнулся совсем недавно, на сей раз окончательно. Обвел Виктора и Терри мутным взглядом, откашлялся и попытался сесть. Удалось с третьей попытки. Виктор уже думал подползти и подтолкнуть плечом, но Семен управился своими силами.

Руки всем трем пленникам связали замечательно, с загибом конечности назад так, чтобы не было даже мысли об освобождении. В то же время перемещений Виктора сотоварищи никто не ограничивал. То ли гады думали, что в тесной, освещенной тусклой лампочкой каптерке в принципе ничего случиться не может, то ли были уверены, что в случае необходимости легко перестреляют горе-беглецов.

Виктору приходила мысль разгрызть веревку Терри или Семена зубами, но идея оказалась провальной. Здесь бы пригодились зубы какого-нибудь тираннозавра или хотя бы акулы.

— Как, Семен, полегчало?

Виктор задал этот вопрос, потому что за несколько часов его пребывания здесь Семен просыпался несколько раз, но страдал от сильного головокружения и тошноты. Понимая, что блевотина обречет их всех на погибель, он сдерживал рвотные позывы уже опустевшего желудка и стремился скорее заснуть. Удавалось ему это, надо сказать, профессионально — как солдату-наемнику, способного запасаться сном впрок в любое время, в любом месте и в любом положении.

— И не поверишь, но вроде нормалек, — недоверчиво сказал Семен и с хрустом размял шею. — Вроде снаружи вся голова избитая, а изнутри порядок, соображаю ясно, ничего не болит.

Он с минуту постоял на коленях, опустив голову вниз и прикрыв глаза — вслушивался в побитый организм, по костям и мышцам которого наверняка еще гуляло эхо ударов. Семена отделали по полной программе — под одеждой наверняка тоже синяки, подтеки, и, судя по всему, серьезная гематома между лопатками, куда его дважды крепко ткнули прикладом с таким остервенением, будто пронзали копьем рыцарский доспех. Звук соприкосновения дерева и кости будил в Викторе какой-то невероятный, животный страх.

— Не, точно, Вить, порядок.

— Ну и отлично.

Едва Виктор успел порадоваться за Семена, как послышались цокающие по холодному подвальному полу шаги, и через секунды открылась дверь. Вошел очкарик, уже знакомый Виктору, с кобурой на поясе. Нос крепко заклеен пластырем — эх, хорошо поймал дятла со лба, дятел, блин — а глазки холодно вперились было в Виктора, но потом скользнули по Терри и Семену. При виде последнего по мерзкому лицу пробежала мерзкая же улыбка.

— Будем тянуть жребий, — возвестил очкарик.

Семен непонимающе воззрился на Виктора, тот еле заметно тряхнул головой, мол, позже объясню. Если это позже наступит.

— Того, кто проиграет, скормите пираньям? — криво усмехнулся Терри.

— Нет, — невозмутимо отозвался очкарик. — Дадим ему шанс в честном поединке победить одержимого.

— Зомби, что ли? Где ж вы его откопали, родимого?

— Свежая партия, — осклабился очкарик, и Виктор снова вспомнил, как удачно нашел лбом его переносицу всего-то несколько часов назад. Вот бы повторить. — Ваш предшественник не справился, и теперь вы будете с ним разбираться.

— И что, победителя отпустите? — спросил Терри.

— Да. И его подругу.

Последнее слово больно резануло по ушам. Терри рассказывал Виктору, что, когда в доме становилось тихо и прекращалась бесконечная ходьба и топот над головой, до подвального закутка долетали женские крики и всхлипы.

Хорошо было то, что все трое здесь сидящие прекрасно понимали, что сейчас происходит с их подругами или, в лучшем случае, что бедных девушек ждет. Это придавало сил и лишало всякой жалости к похитителям.

Очкарик вынул из нагрудного кармана рубашки монетку, пятьдесят евроцентов.