Они знали насколько марсианин проворен и силен.

– Следите за словами!-одернул агентов руководитель собственной безопасности и кризисных ситуаций.-Не заставляйте моих людей применять оружие!

– Это жульничество!-резко и зло выдохнул Дэвид. Окончательно уступая раздражению.

– Или восхитительная расчетливость!-отрубил Саймон железным голосом.

– Довольно! Хватит!-прикрикнул профессор. И для убедительности встал между ними.

Все смолкли и уставились на него.

Джованни Скиапарелли окинул собравшихся взглядом безупречного и непогрешимого руководителя. Гневно выпалив:

– Не поддавайтесь искушению показать, чьи нервы ни к черту! Контролируйте себя!-и вдруг мягко, больше не напрягая голос, перешел с распорядительного тона на отеческий.-Мы ни с того начали. И в этом моя вина. Сегодня просто такой день ... одно за другим ... Не воспринимайте чуждые вам суждения, как предательство. Подышали свежим воздухом. Успокоились,-и, словно это только что пришло ему в голову, сказал:-А теперь приглашаю всех подняться ко мне в кабинет. И без посторонних ушей продолжить наш разговор там.

Ох и хотелось же Дэвиду сказать профессору пару ласковых. Но смолчал.

А марсианин-нет:

– В ваши заверения теперь плохо верится,-хмуро обронил Саймон, убирая руку с прошитого капроновой нитью кожаного чехла под мышкой, где покоился его топор.

Не удостоив его ответа, словно имел дело с обычным хамом, профессор развернулся и неспешным шагом направился к парадному входу в университет. Он часто приостанавливался, дожидаясь наиболее медлительных. И выглядел человеком, чьей самой большой проблемой было-как убить время.

Джульетта больше не выпускала руку отца. Ей так хотелось побыть только с ним. Но папой нужно было делиться. Отец как-то странно на нее поглядывал. Пока Джульетта не спросила его напрямую:

– Ты решил, что я ко всему этому готова?

Профессор притянул к себе голову дочери, стремясь укрыть ее своими заботливыми руками, и поцеловал в лоб. Он верил в силу характера девушки и ее зрелость.

– Это нужно было сделать обязательно. Я посчитал, что тебе это будет по плечу. Был вынужден ... Уж поверь. В жуткие времена живем. В наш закрытый клуб слишком высокий вступительный взнос. Я в этом дерьме дольше твоего,-тихо, с нежной горечью, прошептал на ухо Джульетте профессор:-У нас с тобой был не лучший случай ... И я тянул до последнего. Как мог, пытался разграничить разные сферы своей жизни. Шел на всякое. Не втягивая тебя в проблемы будущности нашей семьи. И точно знаю одно,-признался отец, посмотрев на дочь с ласковой безнадежностью:-Я бы никогда не отпустил тебя, представься мне хоть малейший шанс.

Его слова не стали тем утешением, на которое она рассчитывала. И это многое объясняло в череде случившегося с ней сегодня. И то, что отец не договаривал в этот момент-стоило тысячи слов.

Маленькие ножки Джульетты семенили рядом со сверкающими туфлями профессора.

Девушка заглянула в глаза свету своей жизни, полная гордости и восторга. С пониманием того, что любит папу больше себя.

Джульетта поглядывала из под руки папы на агентов. Они вышагивали рядом, бросая осторожные взгляды на Джованни Скиапарелли. И на спецагентов, которые, как послушники тайного культа времени, оберегали профессора, словно верховное божество.

С ощущением детского ужаса, профессорской дочке вдруг стало панически страшно, от одной только мысли, что она могла не вернуться и не найти отца.

Толстяк, с мясистым красным лицом, в рыжих сандалиях, широкой, яркой сорочке с пестрыми бриджами и внушительной линейкой орденских планок на груди, шел последним. То и дело припадая на одну ногу и опираясь на трость.

Джульетта нарекла его "Отставником".

Семья Скиапарелли поднялась по противоскользящему покрытию, уложенному посередине длинных ступеней крыльца. Отбрасывая ослепительные блики, профессор открыл одну из створок внушительной входной двери. За ним, в главный корпус университета потянулась медленная очередь. Все, кроме отца с дочерью, держались порознь. Каждый оберегал от случайного клубкования собственный уророс. (Джульетта вернула свой Дэвиду и об этом не беспокоилась.)

В вестибюле университета, под гудящим кондиционером, сидел охранник. Миновать пост было невозможно. Охранник вскочил, поправив служебный бэйдж на груди. С не наигранным рвением, он поспешил раздвинуть поблескивающий хромом турникет перед профессором и высшим руководством агентства времени. Чтобы не пропускать всех через вертушку. Скиапарелли повел их мимо конференц-зала. Шагая по университетскому холлу, где белоснежная плитка сменяла кремовую. По мраморной лестнице они поднялись в учебную часть. Углубились в полутемный коридорчик, забитый книжными шкафами и коробками с каталогами. Так они дошли до приемной, возле кабинета профессора. Где их ждал еще один охранник. Быстро отдернувший шторы, больше похожие на занавес, по обе стороны обширного помещения. Стены образовывали ниши, сплошь заполненные выдвижными ящиками, похожими на банковские ячейки. Старшие координаторы агентства времени достали ключи и принялись открывать именные ящики. В основном, все происходило так: они снимали браслеты-уроборосы. Прятали их в специальные футляры и забирали из выдвижных ячеек какие-то личные вещи. Но, в первую очередь, большинство хваталось за сотовые телефоны. И подсоединив аккумуляторные батареи, открывали список с быстрым набором номеров.

Словно отменяя запрет на главную радость в жизни, агенты времени менялись в лице. В них просыпались любовники,папаши и обеспокоенные дедушки, соскучившиеся по своим женщинам, детям и внукам. Они вдруг стали выглядеть беззащитно нежными. То и дело слышался хороший, легкий смех. Ласка человеческого слова творила чудеса. Разговаривая с самыми дорогими, они словно прижимались щеками к их нежным щечкам. Сотовые трубки были вместилищем волнений и очаровательных семейных тайн, ценность которых понимал только принятый в этот круг.