Настоящей деревней это поселение было сложно назвать, вместо деревянных изб вокруг стояли приземистые каменные и кирпичные домики, крытые не соломой, а настоящей черепицей. Село было богатым и продолжало процветать. Дворики были отделены друг от друга коваными оградками, а дорога, пересекающая Каменорск с севера на юг, была вымощена меленькими разноцветными плиточками. Я восхищенно осматривалась, а гномы, высыпавшие на улицу в честь нашего прибытия, с любопытством глазели на нас.

У гномов была своя магия, тесно связанная с камнем и металлом. Историю магии иных рас я слушала вполуха, потому что не видела способа ее применения во благо 'Цвета вероники', поэтому единственное, что я точно знала про гномью магию, это то, что магов в нашем понимании у них не было, но искусные кузнецы умели накладывать чары в процессе ковки. Зачарованное гномье оружие, гномьи доспехи и инструменты ценились крайне высоко. Низкорослый народец в свою очередь очень уважительно относился к человеческой магии. Это было приятным разнообразием по сравнению с суеверным страхом и даже презрением, которые порой выказывали наши соотечественники.

Я думала, нас сразу проведут к пострадавшему, но оказалось, мы пришли к большому, по гномьим меркам, дому в центре деревни. Строение было одноэтажным, и казалось еще более низким из-за непропорциональной длины.

– Общинный дом, - подсказала мне Севила.
– Здесь походят деревенские собрания, и сюда они приводят гостей.

Мы прошли в просторную комнату с длинным столом, две молодые гномки принялись сноровисто накрывать угощение, а Севила, уже бывавшая здесь и привыкшая к гномьему гостеприимству уволокла меня в угол к железному рукомойнику. Смыв дорожную пыль, мы уселись на отведенные нам места, а гном-проводник сел напротив. Он оказался словоохотливым малым, он без лишних понуканий принялся излагать суть проблемы.

– Зовут меня Крастий, я голове помогаю, взялся вот вас проводить да объяснить, что тут к чему.

Мы одобрительно закивали, и он продолжил.

– Явилась, значит, год назад к нам девица из ваших, длинноногих. Худющая, бледная да оборванная вся, мы ее за нищенку приняли и решили было гнать в три шеи, а то ходят всякие, а потом у нас куры пропадают. Да девица оказалась непростая, по повадкам да говору видать, что из благородных. И одёжа на ней истрепанная, да дорогая. Стали ее пытать, кто такая.

Я удивленно на него уставилась.

– За что пытать?
– не поняла я.

– Пытать, говорю, откудава она к нам приблудилась, говорю, - непонятно пояснил гном.

– А просто расспросить не могли?

– Это и значит расспрашивать, - вмешалась в наш невнятный диалог Севила.
– Продолжайте, уважаемый.

– Ну вот, а она ни в какую не признается, молчит, как каменная. Даже имечко сказать не соизволила, только прозвание ее и узнали, Белоснежкой сказалась. Ну и прижилась Бела у нас, поселилась у старого Рудия, свояка моего, у него хозяйка уже лет пять, как скончалась, осиротила шесть его сыновей. Стала Бела у него по хозяйству помогать, да к кузне ее привадили, всякие женские штучки мастерить научилась. Потом призналась, что сбежала она из отчего дома из-за злыдни-мачехи. Ну дык чего ж, дело житейское, Рудий ее как дочь привечал, да и в слободке она своя стала, всегда приветливая, и поздоровкается, и как житье-бытье спросит, не забудет. Ласковая девка, носа не дерет, хотя и видно, что непривычная она к нашему житью.

– Ближе к делу, господин гном, - попросила Севила, видя, что рассказ заходит на второй круг.
– Что случилось-то?

– А вот чего, - насупился гном. Он так нахмурил брови, что они самую малость не дошли до его кустистой бороды.
– Уснула она. Приходит Рудий домой, а там бадья с водой посереди хаты брошена, тряпка уже высохнуть успела, а на полу Белочка наша лежит, как мертвая, только перси чуть колышатся, дышит стал быть. Уж и будили мы ее, все соседи сбежались помогать-советовать, так ревел Рудий да все семейство его. И по щекам хлопали, и водой окатывали, и лед прикладывали - не просыпается и все тут.

– Летаргия, - кивнула Севила.
– Случается от сильного стресса и некоторых болезней.

– Укусы нескольких видов нежити способны вызвать продолжительный сон, - решила внести лепту в консилиум я.

– И никтошеньки ничего не видел, народ кто в шахте, кто в кузнях, кто на огородах был, - сокрушенно покачал рыжей бородой Крастий.
– Вы уж вылечите нашу Белочку, а мы уж не поскупимся, как родная она нам.

Признаться, я была поражена. Гномы слыли недоверчивой расой, мало кто из них жил в человеческих городах, и с людьми они брататься не торопились, предпочитая исключительно коммерческие отношения. Конечно, по сравнению с эльфами, которые вообще не выходили за границы своего государства, гномы могли считаться дружелюбнейшими из соседей, но людей в свои поселения на постоянное проживание они не пускали. Девица действительно должна обладать всеми возможными добродетелями, чтобы покорить сердца целой гномьей деревни.

После ужина мы отправились в дом к Рудию. Белоснежка лежала в своей комнате на застланной кровати. Это была невысокая, в рост среднего гнома, девушка лет шестнадцати на вид.

Красотка, завистливо подумала я. Ее кожа была белой, как слоновья кость, на щеках пылал яркий румянец, свидетельствующий о полноте крови и о том, что в последнее время она не раз бывала в кузне. Вьющиеся волосы, в беспорядке разметавшиеся по подушке, были черней эбенового дерева. Впрочем, всерьез завидовать я не могла. Черты ее лица были мягкими, нежными, наверняка, девушка была добрейшей души человеком. Но не бесхарактерная, это точно. Бежать из дома, без посторонней помощи добраться до нелюдского поселения и стать здесь своей - для этого нужна сила и решимость.

Севила послушала пульс, дыхание, простучала легкие, приоткрыла глаз девушки и при свете магического светлячка долго вглядывалась в зрачок, а затем покачала головой и уступила место у кровати мне. Рудий, приемный отец девочки, мялся на пороге комнаты и нервно покусывал кончик бороды, но ни о чем не спрашивал. За его спиной слышалась возня, там толпились названные братья Белоснежки, пытаясь заглянуть в комнату через плечо отца.

Я для начала осмотрела руки и ноги девушки, но никаких следов укусов не нашла. Затем я тщательно обыскала ее одежду, потому что сонные чары могли передаваться через заговоренный предмет, например, булавку, воткнутую в подол юбки, но снова ничего. Я включила 'второе зрение' и отошла, позволив Севиле приступить к глубокой диагностике. Она начала медленно водить кристаллом розового кварца над телом больной, в полголоса начитывая заклинание. Я отстраненно наблюдала за ней, когда синее платье девушки вдруг выцвело, кристалл в руках целительницы стал каплей закатного солнца, а гном, стоящий в дверях превратился в собственную схему из тысяч пересекающихся острых граней. 'Второе зрение' сработало.