Шрифт:
Младший из гномов заерзал на руках у отца.
– Какие поцелуи?
– тут же прицепился он.
– Белоснежка проснется, если ее поцелует тот, кто искренне ее любит, - пояснила Севила.
– Я ее люблю! Я могу ее поцеловать! Или пусть Шарний целует, он умеет, - на голубом глазу заявило дитя.
Рудий выронил сына. Тот приземлился на ноги, благо падать было недалеко, и заскакал, как мячик, по комнате.
– Тарий, сынуля, - преувеличенно ласково заговорил старый гном.
– Что значит, он умеет?
– Не скажу, я обещал, - надулся от важности мальчишка.
– Что обещал?
– коварно переспросила Севила.
– Что никомушеньки не растреплю, как Шарний с Белой челомкались под вишнями.
Рудий на мгновение застыл, а затем метнулся к двери со скоростью, которую никак не ожидаешь увидеть от грузного коротконогого гнома. Мы с Севилой еле догнали его на улице, но проще было остановить шестерку взбесившихся коней, чем побагровевшего от ярости приемного отца девушки. Гном целенаправленно мчался по направлению к кузне.
Ворвавшись в помещение, в котором глаза слезились от жара, Рудий ухватил своего старшего отпрыска за ухо, и, не сбавляя скорости, поволок домой. Шарний шел покорно, как бычок, ухваченный за кольцо в носу, а в руке он нес здоровенный кузнечный молот. Что бы он там ни ковал, ему наверняка предстоит начинать работу заново.
Кумушки, все еще стоящие у колодца, были в экстазе от зрелища.
Только перешагнув порог дома, Рудий отпустил ухо сына, напоминавшее теперь спелый помидор и цветом, и формой, и, не сдерживаясь, заорал:
– Какого ляда ты творил с Белкой?!
Сплетницы, наверняка, были в эйфории. Этот рев было слышно не только у колодца, а даже в герцогском замке должны были дрогнуть стекла.
– Отец, мы...
– Ты совсем с ума поехал?! Или в кузне засадил себе по кумполу болванкой?!
– Я не...
– С человеком?! Без испытаний?!
– на мгновение Рудий умолк не в силах решить, что из этого его возмущает сильнее.
– Да какой она человек!
– наконец вклинился Шарний. Это было свежей новостью, поскольку при осмотре пациентки мы с Севилой довольно точно определили ее принадлежность к человеческой расе.
– И испытание было, только мы о нем никому не рассказывали, хотели как-то постепенно, чтоб не сразу, как обухом по голове.
– Как это - не человек?
– подала голос заинтригованная целительница. Я тихонько застонала. Правило выживания номер один: никогда не встревай в семейные скандалы. Родственники, которые минуту назад грызлись насмерть, мгновенно могут обернуться против любого чужака и растереть его в порошок совместными усилиями, после чего продолжат свою междоусобицу.
– Родилась, может, и человеком, - хмуро пояснил молодой гном.
– Да только душа у нее из железа, как у любой гномихи. Разве человек такое может сделать?
Гном закатал рукав рубахи и стащил с запястья браслет. Рудий принялся вертеть его в руках, одобрительно разглядывая хитрое плетение двойных звеньев, инкрустацию мелкими аметистами и тончайший узор гравировки. На мой неискушенный взгляд, это была самая, что ни на есть, гномья работа по металлу. Я протянула руку, вопросительно глядя на старшего гнома, и тот подал мне украшение.
– В нем магия, - поразилась я.
– Вплетена прямо в металл, люди так не умеют.
Севила тут же отобрала у меня браслет и чуть не уронила его от удивления.
– Действительно, гномья магия, - подтвердила она.
– Он от чего-то защищает, но не могу понять, от чего.
– От ожогов, - пояснил Шарний.
– Это свадебный браслет, значит, я принял ее дар, а она - мой, мы теперь по закону помолвлены.
Молодой гном выпрямился и уставился с вызовом на отца. Тот задумчиво потеребил бороду, снова осмотрел выкованный человеческой девушкой настоящий гномий браслет. А что, подумала я, Шарний - парень статный. Он был высоким для своего вида, немногим ниже меня, с буйно вьющейся шапкой черных кудрей и короткой, аккуратно подстриженной бородой гном производил приятное впечатление. Я разглядела, что у него, в отличие от большинства гномов, глаза не карие и не черные, а темно-серые, взгляд внимательный, потеплевший, когда он посмотрел на Белу. Юная девица вполне могла впечатлиться.
Рудий что-то пробормотал себе под нос, а затем махнул рукой.
– Раз уж невеста она тебе, то ты и буди ее, - заявил он. Под нашими внимательными взглядами Шарний встал на колени рядом с неподвижным телом Белоснежки и запечатлел на ее губах самый целомудренный поцелуй, который я видела.
Прошла минута томительного ожидания.
Девушка потянулась, села и огляделась вокруг.
– О, боги, - сказала она.
– Этот мел мне в жизни не отмыть!
После успешного исцеления нас стали мягко, настойчиво выпроваживать. Я заартачилась: