Шрифт:
Лесорубы не спешили выходить на работу. Представитель компании настаивал на немедленной заготовке бревен, сырье на лесопилке заканчивалось. Я не торопил события. Излишняя спешка могла только повредить делу. Мои стрелки посменно дежурили на стене и днем и ночью. Им уже удалось подстрелить двух аборигенов. Следуя моим указаниям, они целились в стариков и намеренно щадили молодых. Интересно, как скоро дикари сообщат Муки о потерях?
Наконец рабочие засобирались в дорогу. Помимо абордажных пистолетов и двустволок, лесорубы несли на себе запас провизии, палатки, двуручные пилы и топоры на длинных топорищах. В лесу нам предстояло провести двое суток, на третьи из лагеря должны были прислать подводы.
– Палатки поставим на открытом месте, - сказал мне старшина лесорубов.
Я с пониманием кивнул.
– Чтобы дикари не подобрались?
Старшина хмыкнул.
– Москитов меньше.
Он всячески старался подчеркнуть свою значимость и независимость. Возможно старшина воображал, что знает здешние леса лучше меня. Отчасти так оно и было, но в отличие от лесоруба, мне доводилось воевать в этих зарослях.
– Мы организуем оборону, - сказал я, - Ваши люди будут в безопасности.
– Лучше за собой следите, - ехидно ответил лесоруб и сплюнул в траву, - а за своими я уж, как-нибудь сам.
До стоянки мы добрались меньше чем за час. Лес здесь брали давно, на расчищенной площадке остались шалаши, следы от старых костров, сложенные в кучи сучья.
Посреди старого лагеря в землю был воткнут шест, на котором торчала, сильно разложившаяся, человеческая голова.
– Послание для нас, - сказал старшина.
Лесорубы разглядывали страшную находку с удивительным хладнокровием.
– Его никто не узнает?
– спросил старшина у остальных.
– Передних зубов нет. Может это Роп?
– предположил один из лесорубов.
– Похож, - сказал старшина и отошел от шеста.
– Снять и похоронить, - приказал я.
Я постарался расположить своих людей так, чтобы оказаться между лесом и рабочими. Лесорубы не обращали на нас никакого внимания. Все было сказано еще в основном лагере и теперь они хотели сделать свою работу, как можно быстрее, чтобы вернуться живыми и невредимыми под защиту толстых стен. В лесу застучали топоры, завизжали пилы.
Мы с Зутом расположились за стволом упавшей елки. Обзор был хороший, а с боку нас прикрывали, вывороченные ураганом, могучие корни.
Ужасно хотелось курить, поэтому я засунул в рот сигару и, не зажигая, сжал зубами.
– Как Вы думаете, господин супер-лейтенант, когда они нападут?
– спросил Зут.
Было видно, что лейтенанту не по себе. Он заметно нервничал.
– Может быть ночью, когда стемнеет, может быть сейчас.
В отчетах говорилось о дневных нападениях, почему-то дикари любили атаковать при свете. Возможно это было, как-то связанно с их верованиями или традициями. Они нападали, убивали и растворялись в лесах. Аборигены никогда не преследовали и не добивали убегающих. Создавалось ощущение, что их задачей было вселить в рабочих ужас и навсегда отвадить от леса. На их месте я бы напал ночью, перебил всех и спалил лагерь.
Днем ничего не произошло, ночью тоже. Мой отряд не смыкал глаз до самого рассвета. Во время войны бывало всякое, но сейчас я понял, что совершенно отвык от подобных засад. В глаза словно песок насыпали, болела голова. Утром я успел немного подремать, пока лесорубы выходили на работу. Наш шалаш стоял с самого края. Старые ветки заменили на свежие. Внутри приятно пахло листвой и хвоей. Ночью я успел основательно продрогнуть, но утром потеплело, и я сам не заметил, как заснул. Я задремал совсем не на долго, но потом полдня корил себя за проявленную слабость.
Возвращаться на ту же точку мы с Зутом не стали и расположились в неглубокой впадине, похожей по форме на воронку. Лейтенант держался молодцом. Он конечно волновался, но был внимателен и осторожен. Многие в такой ситуации не смогли бы усидеть на месте, говорили бы без конца или дергались от каждого шороха, но Зут был деловит и сосредоточен.
Второй день тоже прошел спокойно. Моим десантникам стало казаться, что в этот раз нападения не будет. Они ничего не говорили, но я видел по глазам, что напряжение, сковывающее людей, уходило. Рядовые стали разговорчивее, набранные из разных частей, они первое время сторонились друг друга. Теперь, сидя у костра, они делились табаком, вспоминали дом и родных. Сегодня я разрешил людям поспать. Утомленные долгим дежурством, мы с Зутом заснули очень быстро. Ночевки на сырой земле не прошли для меня даром, опять разболелась раненая нога.
Утром лесорубы долго готовили завтрак, шумно ели. Мой отряд, следуя приказу, быстро уничтожил сухой паек и вышел на охрану лагеря. Сегодня я отправил Зута на левый фланг, а сам расположился на небольшой возвышенности, среди камней. На душе было неспокойно. Отсюда, с пригорка, было хорошо видно лагерь, собирающихся лесорубов и подступающий к шалашам лес.
Как только я опустился на траву, одежда сразу промокла от росы. Для похода я выбрал крепкие штаны из грубой ткани, такую же рубашку и куртку. Замаскироваться под лесорубов было не сложно, они выглядели, как настоящие оборванцы. Вещи выбрали самые дешевые и сильно заношенные, ночью они грели плохо. Оружие на складе я брать не стал, мне вполне хватало двух револьверов, которые выдал Ваг, но, на всякий случай, я захватил с собой ручную бомбу. Вообще гранаты я не жаловал, но в лесу она могла пригодиться. Лесорубы принялись за работу, опять застучали топоры. Около полудня из лагеря прибыли четыре подводы.