– Именно, мой юный друг! Пойдем гулять.

– На минуту в Отцовский заскочим, а потом - в центр, - сказал Саша Алику. Они шли по Красноармейской - элегантный молодой человек спортивного типа и его юный друг, одетый значительно скромнее. Свернули в тихий уже заросший молодой яркой травой Отцовский.

У дома номер семь Саша картинно - как и требовало новое одеяние, облокотившись о палисад, обратился к женщине, которая энергично работала лопатой - вскапывала огород.

– Можно вас спросить, мамаша?

Женщина разогнулась и оказалась яркой молодицей.

– Что тебе, сынок?

– Извини, сестренка, - вальяжный стиль роскошного молодого человека был сбит одним ударом, и потому он говорил уже просительно: - Тут старичок проживает, Михаил Семенович. Можно его повидать?

– Семеныча-то? Да навряд ли. Уехал он.

– А мы с ним договорились... Как же это он?

– Ни свет ни заря. Меня разбудил, говорит: "К снохе поеду в Ногинск. На огороде помочь просит". Через десять дней обещал быть.

– Жаль. Он мне позарез нужен.

– А я заменить его не могу?
– игриво спросила молодица.

Саша отчаянным глазом осмотрел ее и сказал задумчиво:

– А что ж... Есть над чем подумать...

– Думай не думай, солдатик, сто рублей - не деньги. Зачем тебе думать-то?
– до ужаса рисковой была молодица - уже знала, что понравилась.

– Умный потому что, - ответил, чтобы ответить Саша, и спросил нахально, вспомнив свой неземной красоты наряд: - Звать-называть как тебя буду?

– Нинель, - назвалась озорница.

– Лучше Нинон, - задумчиво поправил ее Саша.
– Я буду звать тебя Нинон. Жди меня через пару деньков, Нинон.

– А сегодня что же?

– Сегодня дел по горло, - с искренним огорчением объяснил Саша. Сегодня мне гулять положено.

– Тогда гуляй отсюда, - грубо посоветовала Нинон и взялась за лопату. Саша в неопределенности еще немного потоптался у забора, а потом, махнув рукой, заявил горько Алику:

– Нас не поняли, дружок. Пойдем искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок.

Уголок они искали на привычном пути: Ленинградское шоссе, улица Горького, Пушкинская площадь.

– Не пойду!
– свистящим шепотом кричал Алик и вырвался. А Саша за руки тянул его в "Асторию".

– Да ты что, дурачок! Такой сегодня день! Посидим, поедим.

– Я не голоден.

– Ты жульен когда-нибудь ел?

– А что это такое?

– Из интеллигентной семьи, а село!
– весело изумился Саша и затолкал слабо сопротивляющегося из-за обнаруженного вдруг собственного невежества Алика в ресторанный подъезд.

– Мест нет!
– строго предупредил швейцар.

– Нам найдут, - беспечно ответил Саша.

– И вашему товарищу рановато по ресторанам-то...

– В самый раз, - отрубил Саша и нехорошо глянул на швейцара: сквозь и одновременно как бы мимо.

Взгляд этот означал, что Саша уже не видит перед собой человека, а видит он всего лишь препятствие, которое ему, солдату, позволено преодолевать любым способом. Любым. Поняв, что далее препятствовать без риска невозможно, швейцар возгласил:

– Прошу!

– Может не пойдем?
– нудил Алик.

– Да замолчи ты!

В зале Саша заметил знакомого официанта и поманил его пальцем. Тот на миг задумался, узнал, подбежал.

– Столик на двоих, закуску, жульены, двести пятьдесят.

Гриша окинул критическим взором Алика, но возражать не стал: усадил за малый стол у колонны, расставил приборы и исчез.

– Нравится тебе здесь?
– спросил Саша.

– Нет.

– Почему?

– Не ко времени все это.

С подносом примчался Гриша.

– А вот Алику не нравится у вас, Гриша, - игриво сказал Саша.

– Кому что, - бесстрастно заметил Гриша.
– Кому шашлык, а кому манная каша, кому сто пятьдесят, а кому молоко через соску.

– Не хами, - предупредил Саша.

– Вы спрашиваете, я отвечаю, - Гриша, разговаривая, умело расставил принесенное и пожелал: - Приятного аппетита!

Саша налил себе рюмку, поднял ее.

– За ребят, сделавших то, что мне сделать не довелось, - и выпил.