Шрифт:
– А что, в квартире очень холодно?
– Нет, - удивился мужичонка.
– Гора с плеч. Тогда зовите в гости, Васин.
– А я уходить собрался, - негостеприимно возразил тот.
– Поход ваш придется отложить. Я из МУРа. Оперуполномоченный Казарян. Вот мое удостоверение.
– Роман был жесток, точен, сугубо официален. Пугал для начала. С шелчком захлопнул удостоверение, предложил безапелляционно: - Пройдемте в ваши апартаменты.
В убого обставленной комнате Роман снял кепку, сел без приглашения на продавленный диван. Васин обреченно стащил с головы ушанку и примостился на венском стуле.
– Давно в Москву прибыли?
– задал первый вопрос Казарян.
– Вчерась.
– Что ж так задержались?
– Попробуй на поезд сесть. Уголовниками все было забито.
Такого Роман простить не мог. Спросил насмешливо:
– А вы не уголовник?
– Я дурак.
Непрост, непрост был корявый мужичок Васин.
– Ну, вам виднее. С однодельцами еще не встречались?
– А зачем?
– По старой, так сказать, дружбе. По общности интересов. По желанию получить часть того, что находится в пяти ненайденных контейнерах. Нами не найденных.
– Глаза бы мои до самой смерти их всех не видели.
– До вашей смерти или их?
– До моей, до моей!
– закричал Васин.
– Перековались, стало быть, на далеком Севере. Что ж, похвально. Тогда, как на духу, а они вами не интересовались?
Васин расстегнул телогрейку, потер ладонями портки на коленях, вздохнул. Решался - говорить или не говорить. Решился сказать:
– Нинка моя говорила, что дня четыре как тому Виталька забегал: справлялся, не приехал ли я.
– Виталька - это Виталий Горохов, который вместе с вами проходил по делу?
– Он самый.
– Еще что можете мне сообщить?
– Все сказал, больше нечего. Мне бы, товарищ Казарян, от всего бы от этого отряхнуться поскорей, как от пьяного сна...
Ишь ты, и фамилию запомнил. Не прост, не прост досрочно освобожденный по амнистии Васин Сергей Иосифович. Роман встал, сказал брезгливо:
– Товарища на первый раз я вам прощаю. А вот собак тех, отравленных вами, не прощу никогда. До свидания, Васин, до скорого свидания, при котором вы расскажете все, что к тому времени будете знать о своих однодельцах. Я понятно излагаю?
– Так точно.
– Васин вскочил, вытянул руки по швам. В лагере приучили.
От Тишинского до Первой Брестской ходьбы - пять минут. Жорка Столб набирал свою команду не мудрствуя лукаво, как говорится в казенных бумагах, - по районному принципу.
Резиденция Виталия Горохова (пока еще по прозвищу Стручок) находилась во флигеле, в глубине старинного московского двора.
Уже на подходе к неказистому этому одноэтажному строению Казарян услышал, что там глухо не музыкально поют:
– Из-за вас, моя черешня,
Ссорюсь я с приятелем.
До чего же климат здешний
На любовь влиятелен.
Дверь квартиры выходила прямо во двор. Звонка не было. Казарян кулаком, тяжело, чтобы услышали, забарабанил в филенку. Открыла улыбающаяся, сильно наштукатуренная баба, открыла, видно с надеждой увидеть желанного гостя. А увидела Казаряна.
– Чего тебе?
– Мне бы Виталия повидать.
– Ходят тут, понимаешь!
– вдруг заблажила баба.
– Знать тебя не знаю и знать не хочу.
Баба орала, а Роман смотрел, как девочка лет пяти игрушечной лопаткой устраивала бурю в неглубокой луже.
– Тише, тетка, - сказал он безинтонационно, - С милицией разговариваешь.
– Я тоскую по соседству
И на расстоянии.
А без вас я, как без сердца,
Жить не в состоянии.
Дверь была открыта, и отчетливо слышалось, как выводили: с пьяным темпераментом, на крике, с деревенским подвизгом.
– Безобразие какое-нибудь сотворил?
– нормальным голосом спросила усмиренная баба. Казарян не ответил, сам спросил:
– Гулять-то начали не рано ли?
– Я его счас позову, - пообещала Казаряну какая-то баба и убежала. Через минуту появился Виталий Горохов, хлипкий еще юнец, белесый, румяный и пьяненький.
– Чуть что, сразу Горохов!
– с ходу атаковал он. Меня Советское правительство простило, а милиция все теребит, ничего я такого не делал и знать ничего не знаю.
– Ты четыре дня тому назад Васина искал. Зачем он тебе понадобился?
Виталий Горохов по прозвищу Стручок похлопал глазами и занялся непривычным для себя делом. Думал. И выдумал: