Тот только одного человека признаёт сейчас: Луку Васильевича, и ждёт его команды из другого окопчика.

— Я с другими казаками по разные стороны пулемёта и прикрываем его от обхода с тыла и разных там охватов.

Взял в руки самодельный рупор Лука Васильевич, лишь только стал пароход подходить к казачьей засаде.

— Всех лишних людей просим с палубы удалиться, так как предвидится пулемётная стрельба, во избежание ненужных жертв. Комиссара Попугаева просим дать команду капитану остановить пароход и бросить якорь. В противном случае ваша галоша будет потоплена из пулемётов и орудия.

Последнее предупреждение Бодров добавил для большей острастки, пусть Попугаев призадумается.

Заметались люди по палубе парохода «Амур», очень не хотелось им попасть под пулемётный огонь и ни за что погибнуть. Да ещё если дура-орудия жахнет по ним пару раз. Не хотел пароход останавливаться и шёл прежним курсом, только солдаты красноармейцы залегли вдоль его борта. Приготовились они к отражению атаки, которую никак не исключали.

— Нестор Иванович Махно, прошу вас дать предупредительную пулемётную очередь по металлическому баку, что чинно стоит на палубе. Пусть посмотрят товарищи-ослушники, как ты сможешь второй очередью сделать из них фарш для начинки пирожков.

— Огонь!

Заработал как часики пулемёт Максим, и от бака на палубе парохода полетела краска, вместе с ржавчиной. Она сыпалась ровненькой строчкой, и, похоже было, что что-то писали там пули, на возмущённом металле.

— Кто приказывает остановиться? — спрашивает с палубы напуганный и возмущённый комиссар. Не ожидал он такого варианта со стрельбой, и был не на шутку бледен.

— Прочитай на баке! Там всё написано, ясно и понятно, стрелять мы больше не будем.

Робко пошёл к баку Попугаев Аскольд Нидерландович, революционер, как он сам любил себя называть, в третьем поколении. И неожиданно замер там, и ещё долго не мог придти в себя от прочитанного текста.

— Там написано: Ленин! — послышалось его изумлённое восклицание.

По реке всё хорошо прослушивалось, так как было раннее утро. И даже было слышно, как чиркнула спичка в его дрожащей руке. Комиссар Попугаев усиленно думал и ронял на палубу сломанные спички, одна за другой. Он впервые не знал, что же ему делать в данной и очень сложной и такой нестандартной ситуации. Попал он, как говорится в народе, как кур в ощип!

— Останавливай машины и бросай якорь! Вот и всё, что пока от тебя требуется, герой. Документ тобой уже получен и прочитан — действуй комиссар!

Но тот не торопился действовать и пришлось уже Алексею продолжить свою политическую беседу с отупевшим оппонентом.

— Распоряжение Владимира Ильича Ленина, вождя всего мирового пролетариата, вами уже получено комиссар. Но оно вами игнорируется. И тут непроизвольно сам напрашивается вопрос — почему?

А нам надо срочно продискутировать утверждённый вождём, и остро поставленный перед всей общественностью, вопрос. О руководящей роли пролетариата в мировой революции, его гегемонии.

Или вы отказываетесь от дискуссии с более сильным противником? То это вопиющий факт безответственности. И совсем не по-революционному вы поступаете, товарищ Попугаев Аскольд Нидерландович. Саботируете работу своей творческой мысли. Или свободное пролетарское мышление вам недоступно и оно всё ещё находится в плену буржуазных предрассудков. Так это настоящий позор для вас, революционный комиссар! И ещё нам надо поскорее внести с вами ясность в сложившуюся политическую ситуацию на всём Дальнем Востоке. Думайте Аскольд! Думайте поскорее! И у вас, комиссар, и у нас есть на то полномочия революционного правительства, разъяснять народу, линию нашей партии — действуйте!

Но и сейчас не поторопился Аскольд Нидерландович.

— Готовь, Нестор Иванович, пулемёт к огню на поражение ослушника и революционера в третьем поколении, Попугаева Аскольда Нидерландовича. Он повёл свою, непонятную нам, левую линию, идущую в разрез с основной линией партии и изжил себя, как чуждый партии элемент. И поэтому подлежит презрению, и даже большего наказания. За великое ослушание его и, получается, что предательство им интересов трудового народа.

А так же за неуважение им имени нашего вождя, Владимира Ильича Ленина.

Вот это, последнее, и достало комиссара, как говорится, до самых печёнок.

— Я согласен дискутировать! — завопил бледный и возмущённый Аскольд Нидерландович.

Он чуть не плакал от нанесённой ему обиды невидимым противником.

— Я против такой постановки вопроса! И я согласен хоть с кем дискуссировать, и в любое время дня и ночи. Запомните это, господа, но мне вы не товарищи! И смею вас заверить, ненавистный мне Нестор Иванович Махно, что тут, в свободной дискуссии, меня ещё никто и никогда не побеждал.