Хусен счастливо улыбнулся, но потом вдруг погрустнел.

– Спасибо, Эсет. Только где я послушаю твою песню? К вам мне пойти нельзя, у плетня начнешь играть – тоже беды не миновать. Услышат, придут, а мне сейчас надо остерегаться людей…

– Я вечером поиграю, – сказала Эсет, – меня и раньше, когда тебя не было, всегда тянуло к плетню… Тут я часами сидела и наигрывала на гармошке. Нани сначала сердилась, а потом привыкла. Так что она и теперь ничего не подумает. Приходи вечером к плетню, туда, поближе к дому, – Эсет робко поглядела на Хусена.

Он просветлел от ее слов. Значит, Эсет помнила его, раз ходила сюда…

– Обязательно приду!

В этот день Эсет дважды под разными предлогами забегала к Кайпе. Дома никому и в голову не пришло удержать ее. Другое дело раньше, когда там были юноши, а сейчас, как думала Кабират, Кайпа одна с семилетним мальчонкой, никто не осудит Эсет за то, что навещает одинокую соседку…

Вечером, как и обещал, Хусен пришел к плетню, тихо свистнул. Не прошло и минуты – послышалась музыка. Хусену не часто доводилось слушать игру на гармошке, и потому мелодия не была знакома ему. Но она понравилась очень. Может, оттого, что играла-то Эсет?

Скоро ему уже было мало этой чудесной мелодии, хотелось видеть и слышать голос самой Эсет, не менее нежный, чем эти звуки. А вместо того вдруг загудела Кабират:

– Ты совсем с ума сошла! Чего это разыгралась на все село?

Эсет, стараясь заглушить бурчание матери, играла все громче и громче.

– Смотрите-ка вы на нее – и слушать не хочет! – не унималась Кабират.

Наконец гармошка, издав протяжно-рыдающий звук, умолкла в руках у разгневанной матери, а Эсет загнали в дом.

– Вот ты где? – сказала Кайпа, подходя к Хусену, который так и остался сидеть у плетня, погруженный в свои невеселые мысли. – А я обыскалась тебя! Идем домой!

Кайпа была очень встревожена. Оказывается, уже все село гудело. Говорили, что сын Беки сбежал с турецкой войны, продав казенных лошадей, и моздокская полиция ищет его, так как обоз тот был придан Терскому казачьему полку. Для Кайпы было новостью, что полиция ищет не Хасана, а Хусена. «Так, значит, Хасан не сбежал?» Это никак не укладывалось в голове у бедной матери. Она привыкла к тому, что все неожиданное ей преподносил старший сын! А теперь вот, выходит, и Хусен… Кайпа шла быстро, увлекая за собой сына. По пути она успела все ему рассказать.

– Ничего, – закончила мать, – одного-то я как-нибудь скрою! Вот если бы двоих – это труднее!.. Поживешь пока у дяци, а тем временем гяуры забудут о тебе.

В ту же ночь Хусен ушел в Ачалуки.

Настало лето, а о том, чтобы без страха вернуться в свое село, не могло быть и речи. За все это время Хусен только два раза побывал дома. Ходил ночами. Он бы, может, и чаще делал это, но надо было видеть, как волнуется дяци и как при его появлении дрожит от страха мать.

Между тем Кайпа боялась не зря. Полиция не забывала дороги к ее дому, а однажды, в какой уже раз не найдя своей жертвы, обозленные казаки увели с собой Кайпу и целых трое суток продержали ее в полицейском участке в Моздоке. Все допытывались, где сын.

С тех пор Кайпа боится пуще прежнего. Потому и пришлось Хусену в те оба раза, когда был дома, еще затемно возвращаться в Ачалуки, так и не повидавшись с Эсет.

И до чего же медленно тянется время! Особенно тягостны длинные летние дни. Ночи проходили быстро, и даже если не спалось, было спокойнее на душе. Каково это крепкому, здоровому парню день-деньской сидеть в доме, как птице в клетке?! А дяци из страха не выпускала его днем даже во двор.

– Люди знаешь какие дотошные? – говорила она. – Начнут расспрашивать: кто да что. Найдется и такой, что донесет.

И не зря боялась Сийбат: в Ачалуках уже двоих арестовали за дезертирство.

Как-то поздним вечером во двор въехал всадник. Хусену еще издали, из окна, показалось чем-то очень знакомым лицо этого человека, но вспомнить, где он его видел, юноша не смог.

– Кто это? – спросил он у дочери Сийбат, своей ровесницы.

– Наш родственник, – ответила девушка.

– Что нового во Владикавказе? – встретила всадника вопросом Сийбат.

– Ничего особенного.

Всадник уже спешился. И сейчас он стоял в сенцах.

Хусен из комнаты сквозь тусклый свет старался рассмотреть безбородое лицо гостя, прислушивался к его очень знакомому голосу, но, как ни напрягал свою память, все не мог понять, откуда у него такое чувство, что он знает этого человека.

– Ты так поздно! Не случилось ли чего? – снова заговорила Сийбат.

– Да нет, все хорошо. Просто еду домой узнать, как там дела. Сообщили, что нани больна. Не поднимается с постели…

– Да пошлет ей всевышний здоровья.

– Спасибо тебе. Хочу заодно заехать к семье Беки. Слыхал, младший его сын вернулся с войны…