Шрифт:
С трудом разжав веки, Хусен увидел склоненную над собой Эсет. Она улыбалась.
– Испугался?
Хусен с минуту был как во сне. Потом вдруг растерянно спросил:
– Эсет, ты здесь? А дома не догадаются, куда ты пошла?
– Никого у нас нет, – успокоила Эсет. – Дади в лавке. Все остальные на уборке кукурузы.
И они забыли обо всем на свете, для них сейчас ничего вокруг не существовало. Оба истосковались друг без друга. Говорили шепотом, приходилось к самому уху склоняться. Никогда еще с той поры, как минуло детство, белое как молоко, нежное лицо Эсет не бывало так близко. Хусену хотелось коснуться губами ее щеки, хотелось обнять Эсет, ставшую бесконечно дорогой.
В груди у Хусена все горело. Он с трудом сдерживал себя и только смотрел и смотрел в глаза Эсет. Она тоже не отрывала от него взгляда и тоже ничего больше не говорила.
Они не заметили, как из кукурузы вынырнул Султан. Увидев мальчика, Эсет зарделась, испуганно посмотрела на Хусена и смущенно опустила ресницы.
– Ты чего, Султан? – спросил Хусен.
– К тебе пришел. Нани сказала: «Иди, он там один, ему скучно».
– Тсс! – приложил к губам палец Хусен.
– Нани не знает, что здесь Эсет, – сказал Султан.
– И хорошо, что не знает! Ты не говори ей, ладно? – Хусен вопросительно посмотрел на Султана и погладил его по голове.
– Не скажу! – с готовностью согласился малыш.
– Вот и молодец. А я тебе за это винтовку сделаю, – пообещал Хусен.
Эсет немного успокоилась. Краска отлила от щек, и лицо ее снова сделалось белым.
– Ну, иди. Поиграй, – тихонько подтолкнул брата Хусен. – А нани скажешь, что мне не скучно.
Но Эсет пробыла недолго. Боясь, как бы еще кто не нагрянул, она ушла.
В другой раз Эсет пришла после того, как стемнело. Хусен удивился, когда она вдруг протянула ему бутылку.
– Что это? – спросил он.
– Вино.
– Зачем оно мне?
– Сейчас ночи холодные. От него, говорят, человеку бывает теплее…
Хусен улыбнулся и взял ее руки в свои. Эсет не отняла их…
Время летело незаметно. Ночь отрывала влюбленных друг от друга. Эсет надо было спешить домой: не дай бог, гнутся искать. Теперь она взрослая, и все домашние читают своим долгом оберегать ее честь от недоброго лаза и от злословия.
Но есть ли на свете сила, способная помешать любящим? И Эсет, как завороженная, шла на зов сердца любимого, забывая порой об опасности.
4
Свиданиям у плетня пришел конец. Наступила пора долгих холодных дождей и о ночевках в огороде нечего было и думать. И снова Хусен проводил дни и ночи в Ачалуках, в доме тети, в разлуке с Эсет. В Сагопши он теперь бывал редко.
Как-то, еще затемно возвращаясь в Ачалуки, Хусен увидел одиноко сидящего у своих ворот Довта. Старик застыл, словно на страже тишины.
Хусен не смог пройти мимо. Он пожелал хозяину дома доброго утра и остановился. Ответив на приветствие, Довт пристально всмотрелся в Хусена.
– Неужто сын Беки? Да сохранит тебя бог!
– Он самый, – тихо сказал Хусен и опасливо огляделся по сторонам.
Старик понял, в чем дело, и, тоже понизив голос, сказал:
– Помоги тебе бог, сынок. Куда путь держишь?
– В Ачалуки.
– Поздно вышел, – покачал головой старик. – Уже светает. Люди увидят.
Едва он проговорил последнее слово, в конце улицы показался человек. Хусен замешкался. Человек человеку рознь. Кто знает, кого это нелегкая несет?…
– Вон, видишь, – сказал Довт, выставив вперед свою жиденькую белую бороденку, – один уже идет. Пока не поздно, заходи во двор. Сдается мне: это рыжая собака по имени Товмарза.
Хусену ничего не оставалось, как забежать во двор старика. Он последовал за Довтом. Не останавливаясь во дворе, тот прошел прямо в дом.
– Здесь у меня много места, – сказал Довт. – Живи сколько хочешь, никто тебя не хватится. Ни одного гяура к дому не подпущу, пока у меня будет хоть один патрон! – добавил он воинственно, показывая на стену, где висели ружье и патронташ.
В комнате было душно, накурено. Хусену в первый миг показалось, что он и минуты не высидит здесь, но скоро свыкся. Как ни крути, а весь наступающий день предстояло провести в этой комнате. И Довт, как умел, развлекал своего нежданного гостя: играл на дахчан-пандаре, [57] рассказывал разные истории из своей жизни.
С особым интересом Хусен слушал о том, что старик пережил в Турции. Довт, как бы и сам этому удивляясь, не переставал повторять, что все было давно-давно, когда отцу Хусена Беки не исполнилось еще и пяти лет, а он, Довт, уже был мужчиной в возрасте.
57
Дахчан-пандар – национальный струнный музыкальный инструмент.