В результате ни один из римлян не оставил нам описания королевского двора в Браге, хотя некоторые из них смогли нарисовать яркие картины жизни тулузского двора. Никто из римлян не знал Брагу достаточно хорошо. Сведения о Теодорихе II Тулузском или Теодерихе Великом Равеннском были доступны цивилизованным галлам и италийцам, но о Рехиле никаких сведений не доходило. Остальной мир, возможно, что-то слышал о его набегах и жестокости, но ничего не знал о его повседневной жизни, планах, религии, о его взаимоотношениях с своими подручными, а также с угнетенными подданными. Впрочем, даже если бы кто-то из римлян и смог описать повседневную жизнь свевских королей, как это сделал Си-доний в своем повествовании о Теодерихе, вряд ли бы он захотел этим заниматься. Подобное сочинение никто не стал бы читать. Все интересовались жизнью и внешним обликом Теодориха II Тулузского, ведь он был могущественным монархом богатого и многонаселенного региона и при желании мог даже основать новую Римскую империю. Среди его советников и доверенных лиц было много римлян. Даже бургундский (или франкский) принц Сигисмер вызывал интерес, и около 470 года Сидоний ярко описал принца и его колоритного телохранителя в своем письме к одному из знатных граждан Лиона2. Но личность и деятельность разбой-ника-горца в Галисии, на краю света, не интересовали никого. Никому не было дела до того, что происходит в далеком дождливом холмистом крае, кроме самих его жителей. Можно даже предположить, что и Сидоний знал о дворах Малдраса или Фрамтана не больше, чем знаем мы. И наверняка ему это было не так интересно, как нам.

Однако, как ни странно, готские короли на самом деле очень интересовались деятельностью свевов. Гидаций сообщает о бесчисленных посольствах из Тулузы в Брагу и из Браги в Тулузу (характерно, что в его положении он ничего не может нам рассказать о том, какие цели преследовало хотя бы одно из этих посольств). В двух случаях везеготских женщин выдали замуж за свевских королей, хотя вряд ли эти женщины с большим энтузиазмом отнеслись к такому повороту в своей судьбе. Не совсем понятно, чем был вызван такой интерес к Галисии со стороны везеготских королей. Возможно, даже в этот ранний период готы уже обдумывали возможность поселения к югу от Пиренеев. Почему вандалы послали своих представителей из Африки в Галисию в 468 году — полная загадка. И уж совсем непонятно, зачем им понадобилось в 445 году подплывать к атлантическому побережью и грабить один из галисийских городов3.

В своей «Хронике» Гидаций не дает описания варварской общины, силой поселившейся внутри Римской империи без договоренности с имперским правительством. Он ничего не говорит о том, как римское окружение повлияло на общественные институты, обычаи и идеи поселенцев (кроме нескольких слов об их обращении в арианство). Он ничего не говорит об отношении этих варваров к тем, среди кого они поселились. Его интересует лишь судьба римлян, которых варвары безжалостно грабили в Са//аес/о т/еНх, как он печально ее именует (219). Он писал книгу не о варварах, а о римлянах. Он смотрит на варваров только со стороны. Вряд ли можно сомневаться в том, что он не знал их языка и даже не знал никого, кто был бы хорошо знаком с языком свевов. Ему нечего сказать об их мировоззрении, о том, над чем они смеялись и как молились. Об их языческой вере ему ничего не известно, и, очевидно, ему не разу не пришло в голову этим поинтересоваться. Об их обращении в арианство он знает только то, что это произошло, и больше ничего. Он, правда, до некоторой степени интересуется тем человеком, который их обратил в христианство, и пишет о нем более подробно, но о том, каковы были мотивы свевов и их реакция на это событие, он не говорит ни слова. Вероятно, он ничего об этом не знал, и к тому же ему это было совершенно безразлично. По сути дела, он описывает варваров исключительно с внешней точки зрения, и это совсем не похоже на описание Теодориха II Сидонием. Характерно, что, приводя бесчисленные сведения о том, как поступали све-вы с римлянами, он только в двух случаях приводит их высказывания. (231, 247). Кто ему их передал, мы не знаем. Важно то, что за сорок два года своего епископского служения он получил только два подобных сообщения. (Он, правда, приводит отчет посольства 459 года (197), но в этом случае один из послов был римлянином.)

В Галлии положение было иным. Сидонию приходилось делить кров с бургундами, и он познакомился с ними даже ближе, чем ему этого хотелось. Однако подобный опыт показался ему подходящей темой для забавного стихотворения. Воспоминание о том, как бургундские «гости» отрыгивали чеснок прямо ему в лицо, или о том, как пахло прогорклое масло, которым они смазывали волосы, вызывало у него кривую улыбку. Однако в галисийских домах никто не улыбался. Здесь царила атмосфера смертельной опасности, в которой не было места для смеха.

Не стоит, однако, представлять картину жизни в Галисии слишком мрачной или единообразной. Гидаций ни разу не жалуется на то, что свевы преследовали римлян по религиозным мотивам. Они не стремились во что бы то ни стало разрушать или грабить церкви или препятствовать работе священников; в самой Галисии даже в самые мрачные времена священники могли свободно собираться на церковные синоды. В годы правления свевов католическое духовенство имело столько свободы, что могло преследовать своих оппонентов — манихеев. К сожалению, надо признать, что и летописец Гидаций в полной мере участвовал в этом недостойном деле.

Мы также видели, насколько неоднозначной была реакция римского населения на приход в Испанию варваров (с. 161 и далее). К концу периода, описанного Гидацием, некоторые из знатных римлян, очевидно, примирились с тем, что хозяевами Северо-Западной Испании отныне будут свевы, что в будущем положение дел не изменится и дни римского правления ушли в прошлое навсегда. Эти люди начали приспосабливаться к новым порядкам. Так, Оспинио и Асканий поставляли сведения готскому военачальнику Суниериху, а позже оказывали те же услуги свеву Фрума-рию. Еще позже Лусидий, ставший политическим руководителем своего родного города Лиссабона, отдал город в руки свевов, и в одной из последних записей «Хроники» Гидаций сообщает, что король Ремисмунд послал его с дипломатической миссией к императору вместе с группой свевов4. Возможно, все эти люди были настроены так же, как Арванд и Серонат, жившие в те же годы в Галлии. Они смотрели в будущее, а не в прошлое, когда их страной правил Рим. Они были готовы связать свою судьбу с новым порядком. Показательно, что дипломатическая миссия Лусидия отправилась к императору как раз в тот год, когда Арванда судили в Риме за его пособничество Евриху.

Хотя мы не можем утверждать, что хорошо знаем кого-либо из людей, живших в Испании V века, все же мы достаточно знаем об одном из королей, чтобы считать его, будь наша информация о нем полнее, одной из наиболее интересных политических фигур своего столетия. Это Рехиа-рий, правивший с 448 по 456 год. То, что за сорок или пятьдесят лет до крещения Кловиса мы встречаем короля-варвара католического вероисповедания, удивительно и труднообъяснимо. Мы не можем гадать, почему он принял католическую веру, так как Гидаций, по своему обыкновению, не приводит никаких подробностей. Тот факт, что Рехиарий женился на везеготской принцессе, дочери Теодориха I, мало что объясняет в его действиях. Ведь принцесса, без сомнения, исповедовала арианство, и Гидаций не упоминает том, что она поменяла веру после замужества5. Король-католик, женатый на арианке, правящий языческим двором и языческим народом, — это в некотором роде историческая неожиданность.

Кроме того, Рехиарий намного опередил других королей-варваров в том, что первый стал чеканить монеты от своего имени (с. 148), и, как уже указывалось, он использовал на серебряных монетах слово /ідои, обозначая тем самым свое личное право на чеканку. Он энергично взялся за чеканку монет. Подобная легенда на монетах ранее не использовалась и «представляет собой революцию в Римской империи, подтверждая... независимость свевов по отношению к Империи»6. Внешняя политика Ре-хиария в двух аспектах отличалась от политики других галисийских королей V века. Он не только предпринял решительную атаку на Тарраконскую провинцию, которую другие короли никогда не трогали, но и что самое удивительное, он, как нам известно, сотрудничал с багаудами, чего в «темном веке» не делал ни один король ни в одной стране. Я не знаю, какой принцип или принципы могли заставить язычника стать католиком, начать новый этап в истории чеканки монет и проявлять невиданную склонность к кровожадной агрессии. Трудно отрицать, что Рехиарий был человеком необычным, но мы ничего не знаем о его личности и о том, почему он действовал именно так.