Неоднократно работа супругов Коэнов оказывалась под угрозой раскрытия. Приходилось временно прерывать с ними связь. В 1948 году они были включены в группу, которой руководил разведчик-нелегал В. Фишер, ставший известным под именем Рудольфа Абеля. В 1950 году в связи с предательством в его группе Коэны были вывезены в Москву. Здесь Леонтина получила специальную подготовку для работы радистом-шифровальщиком. А в 1954 году супруги с новозеландскими паспортами на имя Питера и Хелен Крогеров прибыли в Лондон, где начали работать в нелегальной группе, которой руководил К. Молодый (псевдоним «Бен»). С 1955 по 1960 год резидентура Бена получила и передала с помощью Коэнов-Крогеров в Москву большое количество секретнейших материалов, касавшихся британских программ вооружений, в том числе ракетного оружия.

В связи с предательством группа была раскрыта, а Крогеры арестованы. 13 марта 1961 года суд приговорил Хелен Крогер к 20 годам тюремного заключения, несмотря на то что в ходе процесса ее причастность к советской разведке не была доказана.

Хелен-Леонтина содержалась в особо тяжелых условиях, подвергалась тягчайшим унижениям. Здоровье ее было серьезно подорвано. Но ничто не сломило ее стойкости, преданности делу и людям, с которыми она работала.

В 1969 году состоялось освобождение Леонтины и ее мужа: они были обменены на агента британских спецслужб Д. Брука и 25 октября прибыли в Москву. Здесь состоялась их встреча с В. Фишером и К. Молодым.

Леонтина и ее муж продолжали трудиться в управлении нелегальной разведки. Она была награждена орденами Красного Знамени и Дружбы народов.

23 декабря 1993 г. Леонтины не стало. Моррис скончался 23 июня 1995 года. Супруги похоронены на Новокунцевском кладбище в Москве.

Героем России 15 июня 1996 года стал Владимир Борисович Барковский. Родился он 16 октября 1913 года в г. Белгороде Курской губернии в семье служащих.

После окончания средней школы в 1930 году работал слесарем на заводе и учился на вечернем рабфаке. В 1934 году стал студентом Московского станкоинструментального института. Активно занимался планерным и парашютным спортом в Московском студенческом аэроклубе. Закончил летную школу ОСОАВИАХИМа и как пилот был приписан к истребительному полку ПВО г. Москвы.

В 1939 году, окончив институт, был призван на службу в органы государственной безопасности и направлен в специальную разведывательную школу. И уже в конце 1940 года был направлен на работу в Англию в качестве оперативного сотрудника лондонской резидентуры по линии научно-технической разведки. Вот как он рассказывает об обстоятельствах того времени:

«В 1937–1938 годах органы государственной безопасности существенно пострадали от распространившихся на них репрессий. Ликвидировались целые резидентуры, многие разведчики стали жертвами произвола, агентуру стали подозревать в двурушничестве. Словом, в преддверии войны с Германией разведка была существенно ослаблена.

Понимание того, что вести войну, не имея эффективной разведки, нельзя, привело к решению Политбюро ЦК партии о мерах по усилению разведывательной деятельности в странах «оси» и в других ведущих капиталистических государствах, пополнению разведки кадрами из партийного и советского аппарата и о переходе к стационарной подготовке разведчиков. Так возникла Школа особого назначения. Это позволило приступить к собиранию сил, необходимых для вступления разведки в войну во всеоружии. Эти силы пополнились выпускниками ШОН набора 1939 и 1940 годов, среди которых оказался и автор этих воспоминаний, направленный на работу в английское отделение 5-го отдела ГУГБ НКВД.

С настроением не оплошать я выехал в Лондон в конце ноября 1940 года после непродолжительной стажировки в английском отделе МИД СССР. Примечательным моментом перед выездом из Москвы явилась беседа с В.М. Молотовым. В доброжелательном тоне, хотя и несколько суховато в силу присущих ему черт характера, Молотов рассказал о положении в Англии, о состоянии англо-советских отношений, о политических задачах нашего посольства в Великобритании. Указал, что предстоит серьезная работа, учитывая традиционную недружественную политику ее правящих кругов в отношении Советского Союза.

В Лондон я прибыл в начале февраля 1941 года. Европейский путь был тогда закрыт из-за начавшейся Второй мировой войны, и ехать пришлось через Японию, Гавайские острова, США и вокруг Ирландии в Ливерпуль. Здесь мне довелось принять боевое крещение в полном смысле этого слова. После того как нас устроили в отеле ожидать ночной поезд на Лондон, начался налет немецкой авиации на Ливерпульский порт. Еще днем мы ходили по городу, и вид развалин произвел удручающее впечатление. Теперь же от грохота зениток и разрывов бомб, воя сирен, прямо скажу, человеку, привыкшему к мирной жизни, стало страшновато, но я невольно поддался удивительно спокойному отношению англичан к этому событию и понял, что им свойствен стоицизм, мужество и, как я потом убедился, патриотизм и постоянная готовность постоять за свою страну и рисковать перед лицом опасности. Понял я и то, что отныне этот «шумовой оркестр» будет неизбежным спутником моей жизни и деятельности в Англии, с которым придется считаться, ведя разведывательную работу. Как ни странно, это успокаивало.

В отличие от нью-йоркской резидентуры, лондонская начала свою работу практически с нулевой отметки, ибо в начале 1939 года по указанию Берии она была ликвидирована, а агентурная сеть оставлена на произвол судьбы. Ее надо было оживлять, и в ноябре 1940 года прибыл новый резидент — Анатолий Вениаминович Горский. Он начал свою работу с восстановления связи с «кембриджской пятеркой».

Выход на первую встречу с агентом запомнился на всю жизнь. Получив адрес, данные об агенте и пароль, я прибыл к месту его жительства, но половины его дома не существовало — накануне был налет на Лондон немецких бомбардировщиков. Я взялся помочь какой-то пожилой женщине вытащить ее вещи из-под обломков. В завязавшемся разговоре она сообщила, что в их доме жило несколько европейцев, которых переселили в дом на соседней улице. Там и был найден объект моего интереса.