— Свети, тебе говорят!

Луч фонарика уперся в дверь, нащупал замок, небольшой, в виде подковки.

Андрей вытащил из чурки колун, взошел с ним на крыльцо, тюкнул по замку — и тот, раскрывшись, с глухим стуком упал на мерзлые доски.

— Вот и все дела… Прошу, — открыл он дверь.

— А нам ничего?.. Это знаешь чем пахнет? — взволновалась Молчанова.

— Не боись, все на мне, в случае чего. — Андрей ступил в тесные сенки — громыхнула под ногами какая-то посудина, открыл еще одну дверь, шагнул за порог — овеяло домашним теплом, запахами деревенского жилища. Пошарил по стене, щелкнул выключателем. Вспыхнула яркая лампа под стеклянным колпаком, озарила помещение.

Большая русская печь делила дом на две комнаты. В переднем углу — небольшой кухонный стол, полки с кастрюлями и горшками, там, дальше в полумраке, — деревянные кровати, шифоньер, этажерка с книгами, телевизор.

— Печка, печечка!.. Чур я на ней сплю! — потопал в комнату Кузин.

— Куда?! — остановил его Антон. — Ты дома обувь снимаешь?

Кузин сел на пол, стянул грязные кеды, и все, последовав его примеру, скидывали грязную обувку, мокрую одежду, переодевались у кого во что было.

— Соблюдаем революционный порядок и дисциплину, — объявил Андрей.

Вскоре дружно полыхали дрова в печи, булькал в полуведерной кастрюле густой из горохового концентрата суп.

— Киска! Смотрите, киска! — заблажила Лена Тищенко.

Спрыгнувшая с печи кошка выгнула колесом спину, вытянула затем передние лапы, пружинисто на них покачалась, потом подошла к Андрею, обнюхала его ногу.

— Привет, — сказал Андрей, присев перед ней на корточки и пожимая ей лапу. — Мы тут у тебя приземлились ненадолго, ты, надеюсь, не против?

— Она-то не против, а вот хозяин, — заныла Молчанова.

— Заглохни, а! — попросил Андрей.

Вася Воропаев достал из-под стола миску с молоком, макнул палец, облизал его.

— Свежее молочко — значит, хозяева недавно ушли, — сделал он вывод.

— Фу! — скривилась Молчанова, глядя на него. Она стояла у печи, помешивала ложкой суп. — Интересно, кто здесь живет?

— Простые люди, не какие-нибудь там мещане, — сказала Лена, — ведь правда, киска, хорошие у тебя хозяева? — Кошка лежала у нее на коленях, жмурилась, благодарно принимая ласку, мурлыкала.

— Простые, как семь копеек, — рассуждала Молчанова. — Тебе бы понравилось, если бы вот так среди ночи заперлись к тебе в квартиру?

— Это же деревня, ты что, не понимаешь?

— Такие же точно люди…

— Утром встанем пораньше и свалим — все будет тип-топ. — Лешка зажег свет в другой комнате, сидел у этажерки, листал мемуары Жукова. Подстиранные его джинсы сохли на веревке у печи, сам он в чистом и сухом трико.

На раскалившуюся плиту плеснуло супом — взорвалось, заклубилось облако пара и дыма.

— Ну и запашище! — закрыла глаза Лена Тищенко. — Балдеж! Разливай, Молчанка, жрать — спасу нет!

— Сырой горох, — поскребла своими кроличьими зубками ложку Молчанова.

— Ничего, здесь доварится, — похлопал себя по животу Вася Воропаев. — Боюсь, братцы, даже и переварится.

Суп съели, а место в желудках еще оставалось, требовало, чтобы его немедленно заполнили.

— Я вас скрыльками угощу, — пообещал Антон. — Деликатес! На всю жизнь запомните.

Он сходил в сени, принес ведро картошки. Свое изысканное блюдо он готовил предельно просто: резал картошку на пластики, посыпал их солью и раскладывал прямо на раскаленную плиту. Шкворча и подскакивая, они испускали вкусный дымок, в одно мгновение покрывались румяной коркой. Прыгая с рук на руки, горячее картофельное лакомство передавалось по кругу.

— Кузя, а ты почему не ешь? — спросил Антон.

— Что я, картошки не ел?.. Я лучше спать… — Он и в самом деле скоро уснул на полу, завернувшись в свое одеяло.

Антон еще раз сходил в сенки, принес два пучка лекарственной травы — зверобой и душицу, сунул под крышку кипящего чайника.

— Это, братцы, от всех простудных заболеваний.

— Ты пошукай, Антош, может, там млеко, яйки… А лучше петушка из курятника или баранчика на шашлык, — посоветовал Леша.

— Занялся бы лучше Васькиным великом, чем книжки читать. Ты же у нас техником числишься.

— Это нам недолго.

— Я и сам могу, — сказал Вася, — только чаю попью.

— Первому Вовику, — сказал Антон, наливая в кружку чай и вылавливая ложкой из него крохотные сиреневые цветочки душицы.

Но Вовик уже спал, уронив голову на колени.

— На печке ему будет лучше, — сказал Андрей, осторожно, чтобы не разбудить, он взял маленького Вовика на руки, положил на печку, угнездив там на раскинутой овчине. — Пусть прогреет свою припухлость.

Сон подкашивал одного за другим. Наладили велосипед и упали возле него Вася Воропаев и Леша. Андрей и Антон долго еще сидели у печи, о чем-то шептались. Но вот Антон пошевырял кочергой затухающие угли, стукнул задвижкой, и они, расстелив одеяло и положив под голову рюкзаки, тоже уснули.