– Трудно было?

– Не особенно. Никто не хочет допросов с пристрастием и очных ставок. Моя служба не самая вежливая в мире, да и последствия могут быть.

– А Рок? Боюсь, что разведка тоже захочет с нами пообщаться.

Тар кивнул. Наверно он уже думал об этом. Чем он занимал себя в походе, с кем сошелся, от кого отдалился? Может быть он вел на крейсере жаркие споры, а может быть все решилось, само собой. Не представляю, как лейтенант выдержал такой длинный переход в компании Орса и его подчиненных. Чтобы Тар не говорил о себе, как бы не строил из себя секретного агента, но он слишком много времени провел в десанте и на "синих" имел большой зуб.

– Думаю, он сделает все, что сможет. Побыстрее отчитаться и получить награду в его интересах.

Мы говорили громко, чтобы расслышать друг друга, рядом отчаянно шумели паровые краны. Все равно кроме нас на пристани никого не было.

– Наверно мы больше не увидимся. Так что, на всякий случай, прощайте.

Мы пожали друг руку руки.

– Прощайте Тар, - сказал я, - мне очень нравилось служить с Вами.

Лейтенант отдал честь, развернулся и пошел к сходням "Великолепного". Начал моросить мелкий дождик. Я смотрел ему в след и думал о том, что даже если нашу морину решат сформировать заново, то найти таких офицеров будет не просто.

В этот раз погрузку закончили засветло. Первым отчалил "Великолепный", следом наш десантный корабль. Первый раз за много дней Хал пожаловал на мостик и командовал сам. Его служба заканчивалась, впереди маячила скорая отставка и унылая жизнь на берегу. Ни о чем другом капитан думать не мог, а говорить об этом не хотел, поэтому сразу после того, как "база подскока" скрылась из вида, закрылся у себя в каюте и напился.

Вокруг опять был океан и, по утрам, серое небо сливалось с серыми волнами.

Мы приближались к родным островам и настроение у команды было приподнятое. Даже десантники, которых отправили драить палубу, сменили репертуар. Раньше за работой они пели заунывные песни о пропавших без вести моряках, а теперь все больше марши или любовные деревенские шуточные песенки.

Однажды во время прогулки я столкнулся на корме с Солом. Доктор жаловался на бессонницу, говорил, что просыпается рано и не может уснуть, поэтому по утрам его часто видели в кают-компании с чашкой кофе и неизменной трубкой. Снотворное он не пил принципиально. Обычно в ожидании завтрака он убивал время за игрой в шахматы с самим собой, но сегодня решил подышать воздухом.

– Доброе утро, - сказал Сол.

– Доброе утро.

Первый раз за последние несколько дней выглянуло солнце. Я радовался свежему ветерку и спокойному океану. Наш поход окончательно меня измучил и последнее время, от бесконечных дождей и сырости, стала болеть раненая нога. В ясную погоду я чувствовал себя прекрасно.

Мы встали у ограждения и закурили.

– Послушайте, Бур, - сказал доктор, - мне не дает покоя один вопрос.

– Какой?

Он почесал кончик носа, что означало крайнюю степень смущения.

– Вы можете ответить честно?

– Смотря, что за вопрос.

Мимо прошли матросы и на ходу отдали честь. Сол козырнул в ответ, я просто кивнул.

– Мне передали, о чем Вы говорили на совещании. Многие думают, что пленные варды интересуют Вас только, как заложники.

Я тяжело вздохнул. Похоже доктор опять собрался вести со мной душеспасительные беседы. Наверно Тар исповедовался ему перед уходом на "Великолепный" и все рассказал.

– Так в чем, собственно, вопрос?

Я давно уже понял, о чем хочет поговорить Сол, но не собирался упрощать ему задачу.

– Я думал, что Вы, и вправду, воспринимаете наших старых врагов, как союзников. Я надеялся, что Вы от чистого сердца простили вардов и собираетесь взять их с собой из сострадания. Поймите меня правильно, я не забыл войну и наших погибших товарищей, но искренне хочу верить в то, что старая вражда закончилась. Выходит, я ошибался? Для Вас они только заложники, разменная монета в большой игре?
– спросил он.

Я подумал, что когда-нибудь Сол сойдет с ума. Невозможно быть одновременно офицером и священником. Несколько недель назад он готов был убивать заговорщиков, вардов и дикарей, и спал, не выпуская револьвера из рук, а сегодня пытается читать мне мораль. Я ничего не имел против священника, но доктор мне нравился больше.

– Вы хотите знать, почему я взял их с собой?

– Конечно.

– Зачем Вам это?

– Не скрою меня беспокоит их судьба, но еще больше меня беспокоите Вы, Бур.