Шрифт:
– - Есть!
– Бад взял под козырек, он ухмылялся.
Неожиданно я разозлился. В том, что происходит на этом корабле я не видел ничего веселого.
– - Прекрати ухмыляться, - зло сказал я, - рядовым сидеть по кубрикам, никого не выпускать. После того, как погрузятся егеря, всех младших офицеров ко мне.
Ругаясь про себя, я спустился в каюту и закрыл дверь. Нужно было успокоиться. Я достал толстую сигару из тех, что купил перед отъездом и закурил. Ароматный дым заполнил гостиную. Я сел в кресло и задумался.
После того, как нас сняли со Скалы, я две недели пролежал в госпитале. Из моей груди, плеча и спины удалили четыре осколка, и выписали с рукой на перевязи. Мне выдали новую форму, потому что старая была изорвана и прожжена в нескольких местах. Обо мне написали в трех газетах и два раза сфотографировали. Все меня считали героем, угощали выпивкой, и я сиял, как начищенная пряжка. Знакомый адъютант, а после случившегося у меня появилось множество самых разных знакомых, сказал, что меня решили представить к ордену. Нашу морину расформировали, и я целыми днями валялся в пустой казарме на койке, ждал назначения и награждения.
На четвертый день, рано утром, меня вызвали к адмиралу Кролу. Я явился в штаб, который теперь размещался в местной гимназии, длинном двухэтажном здании с колоннами и балконом, и доложил о своем прибытии адъютанту. Через двадцать минут меня пригласили войти. Адмирал расположился в бывшей учительской. Это была просторная комната с двумя широкими окнами, с книжными стеллажами, заставленными учебниками, удобным кожаным диваном и двумя столами придвинутыми друг к другу. Когда я вошел, адмирал что-то писал. При моем появлении он оторвался от документов, отложил перо, снял очки, потер переносицу, на которой остался красный след от оправы и близоруко прищурился. Я отрапортовал и вытянулся по стойке смирно. Какое-то время адмирал молча разглядывал меня, по птичьи наклонив голову набок, и наконец спросил:
– - Вас зовут Бур?
– - Так точно.
– - Вы родом с острова Хос?
– - Так точно.
– - Значит мы земляки.
Крол принадлежал к старинному дворянскому роду. Детей у него не было и, после смерти адмирала, династия должна была прерваться. Я хорошо знал его родовое поместье. Старинный кирпичный одноэтажный дом стоял на холме, окруженный высокой чугунной решеткой. Детьми, мы с братом любили гулять по дороге, идущей мимо. За оградой росли яблони и сливы.
– - Скажите, почему Вы остались на острове, а не уплыли вслед за кораблями?
– - В шлюпках не хватило место для всех.
Адмирал нахмурился и покачал головой
– - Эту красивую историю я уже слышал. Вы знаете, что существует донос на Вас? Там в подробностях описано, как Вы бросили своих починенных, как прыгнули за борт и попытались спастись вплавь. Говорят, что Вы выбросили личное оружие?
Крол все так же, внимательно смотрел на меня и ждал ответа. Он был похож на старую, неуклюжую цаплю.
– - Я приказал своему взводу покинуть корабль,- промямлил я, пытаясь сообразить, кто мог видеть меня в тот момент, когда я срывал с себя патронную сумку и прыгал в море. Наверно это был Гум. Проклятый доносчик. Но ведь я крикнул: "Покинуть корабль", значит формально отдал приказ. Я кашлянул, чтобы потянуть время и продолжил оправдываться,- я не мог бы плыть с карабином, поэтому выбросил его, но револьвер я не бросил.
Крол понимающе закивал, я поймал его заинтересованный взгляд и отвел глаза.
– - Перед тем, как покинуть корабль, вы посадили своих людей в шлюпки?
– - Нет, - тихо ответил я.
– - Вы приказали им покинуть корабль и вплавь добираться до ближайших островов?
– - Нет,- еще тише ответил я, - я, просто, приказал покинуть корабль.
– - Говорите громче, - жестко сказал адмирал, - я не слышу.
– - Я приказал покинуть корабль, - повторил я.
Крол отвернулся, прошел к окну и уставился во двор.
Я с тоской огляделся по сторонам.
– - Значит Вы сказали "спасайся кто может", бросили личное оружие и прыгнули за борт?
Сказать было нечего. Я словно очутился в раннем детстве в гимназии, у доски, с не выученным уроком. В голове разливалась звенящая пустота и по спине поползли мурашки.
– - Почему вы молчите?
Окружающие успели убедить меня в том, что я вел себя, как герой. Моя совесть замолкла. Иногда, ночью, я вспоминал о том, что из моего взвода выжило всего несколько человек, и мучительно стыдился своего поведения на корабле. Я утешал себя тем, что прыжок в ледяную воду, сам по себе героический поступок, и что долг каждого человека заботиться в первую очередь о себе. "Какого черта," - думал я, - "Они сами во всем виноваты! Послали нас на верную смерть!" Иногда стыд порождает в нас необоснованную гордыню. Осознав, что мне нечего терять, я высоко поднял голову и громко объявил.
– - Мне, нечего сказать.
Адмирал повернулся и уставился на меня. Видимо он давно не спал, глаза были красные.
– - Ваш поступок достоин осуждения, - он сделал многозначительную паузу, - За трусость и дезертирство я должен вас наказать.
Он подошел к столу, зачем-то взял перо, повертел в руках и положил на место,
– - Но на острове вы вели себя молодцом. Вы потопили вражеский катер и тому тоже есть подтверждения. У меня на столе лежат заявления от людей, которые считают, что вы храбрец.